Андрей Шевченко - Герои должны умирать

От злости Кисс подпрыгнул и чуть не ударился головой о верхнюю переборку, что окончательно вывело его из себя.

– Увижу, что кто-нибудь из вас сожрал лишнее, заставлю ходить не снимая скафандра все две недели на Одде. Всем ясно? Разойтись по местам и приготовиться к посадке!

Курсанты первого взвода улетели по каютам, но вдогонку ещё слышали сердитую воркотню сержанта. Майор-особист Замеки, слушавший в сторонке общение младшего командного состава с курсантами, подошёл к Киссу и одобрительно хлопнул его по плечу.

– Отлично, сержант, вы настоящий служака!

Кисс резко обернулся и ядовито ответил:

– Само собой, я – настоящий служака, в отличие от некоторых прикомандированных!

Майор побагровел и яростно что-то застрочил в коммуникаторе. Кисс с безразличным видом принялся рассматривать отсутствие маникюра на своих пальцах.

– Сержант, как вы стоите перед начальством? Немедленно встаньте по стойке смирно!

Кисс долгим взглядом посмотрел на майора, и того вдруг пробрала лёгкая дрожь. Кто знает, что на уме у этого сержанта со странным взглядом?

– Начальство, говоришь? Да пошёл ты в дрэк, серая плесень!

Кисс метко плюнул на начищенный сапог майора, развернулся и двинулся в свою каюту. Морально и физически оплёванный Замеки от такой наглости потерял дар речи. Речь вернулась к нему в виде нечленораздельного рычания, с которым он бросился вслед на нахальным сержантом, по пути выхватывая из кобуры "Ангель 48".

– Я… арр-рестовать… солдаты, ко мне!

Кисс обернулся, совершил кувырок навстречу майору, подкатился ему под ноги и ловким движением перехватил у него пистолет.

– Слушай меня, майор! – Кисс воткнул ствол Замеки в кадык, второй рукой схватив за ворот серого кителя. – Если ты вякнешь ещё хоть слово – я тебе вышибу мозги! Если ты капнешь подонку Шлаю на моего ротного – я тебе вышибу мозги! Если ты попробуешь навредить хотя бы даже курсанту – я тебе вышибу мозги! Я тебя предупредил!

Несмотря на пистолет у горла, майор Замеки всё же прохрипел:

– Сержант, отдай моё оружие и мы…

– Иди к себе, майор, и не попадайся мне на глаза, – как-то устало сказал сержант. – Пистолет я тебе отдам… когда рейд закончится.

Майор оправил серый китель, отступил на шаг и прищурился.

– Сержант, ты же неглупый человек и знаешь, что за подобное деяние полагается трибунал. Я не понимаю, чего ты добиваешься?

– Ты храбрый человек, майор, поэтому я тебе скажу больше, чем следовало бы. Запомни одно: я не врал, когда говорил, что вышибу тебе мозги,. Я это сделаю, если ты навредишь ротному или курсантам. А мне… уже всё равно. Поэтому просто помни эти слова…

Майор Замеки несколько секунд смотрел на измождённое лицо сержанта, потом развернулся и ушёл, словно позабыв про личное оружие. Кисс проводил его взглядом, затем подошёл к мусоросборнику и швырнул в него пистолет особиста. Увидев головы курсантов, выглядывавших из дверей кают, он рявкнул:

– Скройтесь, идиоты! Вы ничего не видели и не слышали!

По громкой связи объявили посадку, на настенных табло загорелись соответствующие надписи. Кисс поспешил к противоперегрузочному лежаку, но перед тем, как закрепиться, он достал плитку ровэля и куснул. Терпкий аромат наполнил рот сержанта слюной, и волна жара прокатилась по телу. Кисс с огромным трудом преодолел желание укусить ровэль ещё раз и даже успел порадоваться – значит, не до конца его победил наркотик, как вдруг предательская рука, словно живущая собственной жизнью, поднесла плитку ко рту. Дальше челюсти сержанта действовали без участия сознания. Он только понял, что плитка, рассчитанная на несколько порций, съедена им без остатка, и нырнул в океан блаженства. Тонкая струйка слюны вытелка из уголка его рта, пачкая полевую куртку, но это было сержанту уже безразлично.

"Гордость Бора" вошла в атмосферу Одды, долго и неуклюже маневрировала, впустую сжигая топливо, и, наконец, лет-капитан Аарон обнаружил точку посадки. Корабль приземлился и заглушил двигатели. Аарон откинулся на спинку кресла и сказал первому помощнику:

– Всё, сообщай Стренджеру, что он может начинать свои детские игры с захватом стана противника.

– А разве не майору Замеки? – на всякий случай спросил первый помощник.

– И ему тоже, разумеется. Пусть Стренджер сам с особистом разбирается.

Но ни майор Замеки, ни капитан Стренджер не ответили на запрос первого помощника – они были заняты выяснением отношений. Не успела "Доблесть Бора" совершить посадку, как в каюту ротного примчался особист. Стренджер не поверил в небылицу о нападении на майора, что ему тут пытались преподнести, и предложил прогуляться до четвёртой палубы, где располагался первый взвод, дескать, на месте всё и выясним, прежде чем арестовывать сержанта Кисса.

Однако "на месте" прояснить ситуацию не удалось. Виновник переполоха был обнаружен на полу каюты с рассечённой головой и без сознания – доза ровэля заставила сержанта забыть о ремнях безопасности, из-за чего он во время посадки и пострадал. Ни майор Замеки, ни капитан Стренджер об этом, разумеется, не знали. Ротный пришёл к единственному логическому выводу.

– Господин майор, мне кажется, что дело обстояло в точности наоборот: не сержант Кисс напал на вас, а вы на него.

Майор Замеки ничего не ответил и принялся обыскивать каюту сержанта. Он перевернул тощий вещмешок сержанта, вытряхнув содержимое прямо на пол, и принялся ворошить его в поисках украденного пистолета.

– Господин майор, – с тихой ненавистью в голосе сказал Стренджер, – я понимаю, что у вас работа такая, но сначала нужно позаботиться о пострадавшем. Причём, пострадавшем по вашей вине…

– Это ещё что такое? – вдруг спросил майор, обнаружив солидную горку коричневых плиток, упакованных в прозрачные обёртки.

Озадаченный капитан Стренджер взял одну плитку, понюхал и пожал плечами.

– Похоже на какую-то пряность, вроде тех, которыми приправляют еду. Однако, вашего оружия не видно.

– Значит, ваш сержант – гурман? – усмехнулся Замеки. – И для этого повсюду таскает с собой кучу приправ? Занятно…

Майор что-то застрочил на коммуникаторе.

– Картина мне становится понятной, – объявил он, наконец. – Вы, господин капитан, если и не потворствовали употреблению сержантом Киссом наркотика, то всячески его прикрывали. Я не удивлюсь, если его нападение на меня было тщательно отрежиссировано лично вами.

– Какого наркотика?

– Вот этого! – майор помахал плиткой перед носом Стренджера. – Это никакая не приправа! Это – ровэль!

Стренджер бессильно опустился на откидную полку. Как ни дико звучало заявление особиста, это объясняло многое: и неадекватное порой поведение Кисса, и его непрестанное употребление алкоголя, и фразу, которую сержант недавно обронил, мол, "скоро уйду на окончательный дембель". К действительности его вернул голос майора.