Александр Казанцев - Донкихоты Вселенной

- Имея соратницей последовательницу Софьи Ковалевской, о трудах ее в отношении "тайны нуля" я еще вчера узнал, справиться с такой задачей не так уж трудно, - весело заявил Бася Галлей. - Режим разгона и торможения будет адекватным земному!

- А я думаю, что в план командира Бережного нужно внести решающие поправки, - неожиданно заявила Надя.

Все удивленно повернулись к ней.

- Какие же это математические коррективы?

- С торможением надо подождать, пока мы не определимся, где же находимся.

- Это зачем же? - удивился Крылов.

Один Никита, который, очевидно, уже что-то знал, не выказывал удивления.

- Я все объясню, друзья. Думаю, что не я одна мечтала о совершении подвига во имя Великого Знания, для счастья многих людей. Мне ничего не удалось сделать...

- Спасти нас - это называется ничего не сделать? - возмущенно заметил Федоров.

- Ну конечно, ничего, почти ничего, очень мало, хотя жизнь каждого из вас бесценна. Вот и надо теперь использовать все эти наши жизни...

- Для чего использовать? - удивился Бережной.

- А для чего летел первый звездолет? Вы же сами, дядя Жора, свой жизненный путь избрали во имя предотвращения появления кольца астероидов в псевдо-Солнечной системе. Теперь наш общий долг сделать это.

- Но мы давно пролетели нужный нам звездный кристалл, - неуверенно заметил Галлей.

- А разве он единственный во Вселенной?

- А как же домой? - спросил Федоров. - Это сколько еще поколений пройдет?

- А какая разница, пятьдесят или сто поколений пройдет во время выполнения нами Высшего Звездного Подвига?

- А в этом что-то есть, хлопцы, - заметил Бережной. - До чего же жинки хитры умом.

- Предложение действительно весьма серьезно, - заметил Крылов. - Оно может быть принято лишь единогласно. Добровольно отказаться от возвращения на родную Землю после всего пережитого... - и он покачал головой.

- Я и предлагаю всем вместе решиться на такое дело. Неужели кто-нибудь может усомниться?

- Це дило треба разжуваты, - глубокомысленно заявил Бережной. - Вот кабы это Алеша Крылов предложил, я с ним в огонь и в воду.

- Считай, что ты согласился, - заявил Крылов. - Если ты свое задание спасателя выполнил, то я-то свое пока что и не начал выполнять, как повзрослевшая дочка правильно заметила.

- Мне это нравится! - заявил Вася Галлей. - В особенности потому, что предложено женщиной.

- Я от Васи не отстану, - заметил Федоров.

- Ну а меня, вижу, никто и спрашивать не собирается, - с улыбкой вставил наконец и Никита Вязов.

Так проведено было в звездолете "поименное голосование" о продолжении экспедиции с отказом пока возвращаться назад.

И звездолет продолжал свой полет в безднах Вселенной с предельно достижимой субсветовой скоростью.

Штурманы и математики стали отыскивать в звездной россыпи сформировавшийся звездный кристалл, где можно найти домен псевдо-Солнечной системы. Требовалось проложить к нему выгоднейшую трассу, определить, когда начать торможение и по какому направлению направить потом разгоняющийся тяговый модуль.

Шесть отважных звездонавтов отправились в безвестные дали предотвратить в неизвестном звездном кристалле "безумие разума".

ПОСЛЕСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

Нет большей загадки Природы, чем человек.

Древняя мудрость.

Академик Михаил Михайлович Дьяков, занявший место в Академии наук после кончины на 98-м году жизни Виталия Григорьевича Зернова, долго не хотел брать к себе на кафедру релятивистской физики, которую оставил за собой, профессора Константина Петровича Бурунова, несмотря на его работу "Тайна нуля", развивающую положения улетевшей в звездный рейс математички Надежды Крыловой.

Но все изменилось, когда Михаил Михайлович приехал в Абрамцево навестить дочь Виталия Григорьевича в годовщину его кончины. Он увидел в саду шестерых ребятишек. Их чернокудрая красавица мать вышла навстречу Михаилу Михайловичу, оказавшись супругой профессора Бурунова Кассиопеей Сергеевной Буруновой.

Наталья Витальевна, седая, стройная и высокая, представила ребятишек гостю одного за другим, называя их по именам. Алеша, Федя, Вася, Жора, Никита... Надя. Пять мальчиков и одна девочка.

- Моя любимица. Души в ней не чаю.

Этого оказалось достаточным для академика Дьякова, чтобы переменить свое решение и лично написать профессору Бурунову приглашение работать отныне на его кафедре и в содружестве с ним.

Что делать! При всей своей мефистофельской или, если хотите, сатанинской внешности Михаил Михайлович был прежде всего человеком с присущими ему слабостями. В сложившейся ситуации он не мог поступить иначе.

С Натальей Витальевной он разговорился в саду, где расцветали разведенные здесь еще покойным академиком цветы.

- Вы что же, Наталья Витальевна, им всем за бабушку? - участливо спросил Дьяков.

- А как же, Михаил Михайлович! Звездочка, то есть Кассиопея Сергеевна, мне за дочку осталась вместо Наденьки. Та все летала, летала и улетела... совсем улетела, вслед за отцом, - вздохнула Наталья Витальевна.

- Красивая у вас приемная дочь. Это она такие имена дала своим детишкам?

- Ну что вы! Это отец, Константин Петрович! Она ему, представьте, ни в чем не перечит. Он и отдал дань памяти и восхищения улетевшим...

И этим было сказано все. Академик Дьяков принял решение и отныне многие годы работал совместно с профессором Буруновым.

Вместе с ним они и ездили за океан на международный симпозиум "Кристаллического строения Вселенной", на котором возник памятный спор между канадским физиком профессором Генри Гвебеком и научной руководительницей Мальбарской радиообсерватории при Кембриджском университете профессором Мэри Глостер, более известной в научном мире как Мэри Хьюш-Белл.

Канадский радиоастроном пытался высмеять утвердившуюся уже в научных кругах теорию кристаллического строения Вселенной с существованием в узлах звездных кристаллов доменов псевдо-Солнечных или других псевдозвездных систем. Он утверждал о полной абсурдности этой "маразматической теории", склонив на свою сторону некоторых видных ученых.

Профессор Мэри Хьюш-Белл так разгорячилась, что едва не попала в больницу, и из Лондона был вызван ее супруг, член английского парламента мистер Генри Глостер. Не считаясь с увещеваниями прилетевшего в Филадельфию, где проходил симпозиум, Глостера, профессор Мэри Хьюш-Белл устроила профессору Гвебеку такой научный разнос, что на симпозиуме началась чуть ли не свалка, ликвидировать которую удалось лишь в высшей степени авторитетной председательнице научного симпозиума, не кому-нибудь, а самой вице-президенту Соединенных Штатов Америки, руководительнице американского сената миссис Генриэтте Грин, которая в свое время (правда, тогда еще под мужским именем) готовилась стать членом спасательного звездного экипажа.