Светлана Дильдина - Песня цветов аконита

Так она шла мимо маленьких полей, мимо чахлых деревьев и покосившихся домиков. Все равно ей было, как живут бедняки, — У Суэ другая жизнь.

Так она шла по тропинке, и скоро тропинка свернула в лес. Суэ подтянула рукава дорожной кофты — жарко было, хоть и весна еще — и старалась держаться в тени. Мошкара летала, но не кусалась, только гудела негромко. Женщина уставала — и садилась у дерева отдохнуть, потом вставала и неторопливо шагала дальше.

К вечеру третьего дня дорогу преградил быстрый ручей. Неширокий, и камни через него вели — словно нарочно мостик устроили для случайного путника. Не хотелось Суэ мочить ноги, а то и одежду в ледяной воде, и пошла по камням — скользким, покрытым темно-зеленым мхом. Шла осторожно; заметила движение на берегу — и сделала вид, будто мошка попала в глаз. Не удержалась на камне. Неловко взмахнула руками и скатилась в ручей. Каменистое дно — ударилась, хотя и несильно, вынырнула — поняла, что воды по грудь. Холодная, а до берега еще брести и брести по неровному дну. Суэ услышала смех. Оглянулась. Тонколицый парнишка со встрепанными волосами смотрел на нее, а по камням уже спешил на выручку мужчина в простой, но добротной одежде.

— Давай руку.

Суэ повиновалась, и ее мгновенно вытащили из воды, поставили на каменный мостик.

— Цела?

— Спасибо! Вроде не утонула. Только намокла, — говорила она с улыбкой, уверенно и вместе с тем кротко.

— Идем, — мужчина крепко держал ее за руку на случай, если она споткнется снова.

— Кто ты? — уже на берегу спросил.

— Я в городе жила. Решила родню деревенскую повидать…

— А что же одна?

— Где ж одинокая бедная женщина себе спутника найдет? — сердито спросила Суэ, вытащила шпильку, отжала волосы и за плечи себя обхватила — холодно все же стоять на ветру.

Парнишка держался поодаль, косо смотрел. Суэ вгляделась попристальней — и не сдержала улыбки. Конечно, и волосы неровно острижены, и щека в глине, и руки в закатанных до локтя рукавах в синяках и царапинах, но как могла ошибиться?! Ведь девочка это.

— Тебе обсушиться бы, — мужчина окинул ее внимательным взглядом.

— Не помешает, — Суэ еще громче застучала зубами.

— Пойдем. Меня зовут… — он осекся и как-то неловко плечами пожал. Имя говорить передумал.

Пошел впереди, а девочка сзади, на манер конвоя. До лагеря близко было — запах дыма и просяной каши, голоса, стук топора — обычная жизнь. Словно в деревню попала, не в лагерь мятежников. Заметив Суэ, люди провожали ее взглядами и вновь брались за свои дела.

— Муравей! — окликнули мужчину, вытащившего Суэ из воды, и тот поспешил на зов, поручив ее заботе хмурой девчонки.

Та оказалась на диво проворной — нашла, во что неожиданную гостью переодеть, напоила горячим и миску жидкой каши дала.

— Небогато живем, уж не обессудь! — с насмешливым вызовом обронила.

— Кто же сейчас богато живет? — мягко ответила женщина, — Разве что там, наверху. Да их мало — крестьяне — по числу листья, знатные люди — всего-то ствол.

— Да неужто не наоборот? — поджала губу девчонка. — Числом — не знаю, считать плохо обучена, а ствол и корни поважнее листвы будут! Листва облетает, а стволы веками стоят!

Рука Муравья легла на плечо девчонки. Он посмотрел укоризненно — никак, она гостью обидеть пытается? Суэ улыбнулась — неужто обидны такие слова?

— Обогрелась? — спросил Муравей.

— Да. Спасибо тебе!

— Дальше пойдешь?

— Некуда мне идти. Деревня, куда я шла, сгорела.

— Вот оно что… — Муравей сдвинул брови, задумчиво поглядел себе под ноги. — Что же теперь? С нами останешься — или иное что выберешь? С нами — не мед.

— Я уж вижу — не сладко живете. — Поднялась, завернувшись в платок. — С вами останусь. Может, и от меня польза будет.

Аюрин отчаянно ревновала к этой, вытащенной из ручья, а Муравей теперь только на нее и смотрел. И ведь не красавица, вообще старуха почти. А Суэ только диву давалась, как люди в упор не видят — не мальчишка среди них, а девчонка. Подсела еще в первый день к Аюрин.

— Меня Суэ зовут.

— Ручей! — та фыркнула. — Тебя как раз из ручья вынули.

— Может, я фея?

— Не похожа совсем. Феи — красивые.

— Это ведьмы красивые, — улыбнулась женщина. — А феям — зачем?

— Я Умэ, Перышко. Так меня кличут, — неохотно шевельнулись губы.

«Не настоящее, значит, имя?» — подумала Суэ, но вслух ничего не сказала.

Быстро тайная шини всех в отряде к рукам прибрала, занимаясь хозяйством, всех по местам расставила. Находились охотники порассуждать, что женщина должна быть тихой и кроткой, но стоило Суэ с улыбкой взглянуть на них — тушевались. А Муравей прямо расцвел, словно юность вернулась. Только Аюрин бродила мрачная. А женщина к ней — «солнышко» да «малыш».

Вот и сегодня. Сидела Суэ, каймой край платка обшивала. Кто-то напевал с края поляны:

"Никто не знает, что семени снится,

Дремлющему в холодной земле:

Камень или живая кровь?"

С серого неба звезда скатилась, пропала за деревьями.

— Вот так бы — вспыхнуть, и все! — раздался за плечом хмурый юный голос.

— У тебя, девочка, долгая жизнь впереди.

— Долгая… скорей бы на чью стрелу нарваться.

— Ревнуешь? Напрасно. Я скоро уйду. Не моя судьба — среди лесов жить.

— Не уходи. Он мне, как отец. А ты ему иначе нужна.

— А меня ты не любишь.

— Я не верю тебе. Слишком ты гладкая…

— Я?! — Суэ расхохоталась.

Аюрин только отмахнулась досадливо.

— Все у тебя ладится, а поглядишь — совсем неприметная. Только умная больно и глаза быстрые.

«Кого напоминает эта девочка? Брови узкие, губы четкие — одновременно готовые улыбнуться и строгие, тонкий нос… На кого она так похожа? Словно две картины, нарисованные одним мастером…»

И тут осенило Суэ. Картины! Конечно! Только тот — хорош, весь облик, выучка безупречны — украшение любых покоев, а эта — девчонка миленькая, не больше. Выходит, нашла ту, кого искала. Осталось — проверить.

— Не права ты, Аюрин, — сказала женщина ласково. — Дорог мне Муравей.

— Да неужто? — она осеклась. Вспыхнули черные глаза растерянностью и страхом, вскочила и убежала девчонка.

Вот и вызнала… За чем посылали, то и нашла. Само в руки легло. Дальше-то что?

Сказать, что брат жив? Так ведь помчится в Столицу, не разбирая дороги. Не того ли надо Суэ? Что господин хочет с ее братом сделать, женщине все равно, — хоть на части разрезать. А вот Муравей Суэ дорог. А девочка — Муравью.

Суэ, шини, и помыслить не могла раньше, что будет над приказом раздумывать. Высокий ее доверием почтил… а она…

И не решалась Суэ подойти, окончательно расспросить Аюрин — невольно время тянула.