Гарриет Хэпгуд - Квадратный корень из лета

Л*

Л*

Л*

Лучевая терапия?! От вина и второго шокирующего признания за день мир медленно поплыл по кругу в неверном вечернем свете. Сразу вспомнились громы и молнии, которые Грей метал прошлым летом, и как он вдруг стал рано ложиться спать, и все разы, когда я проезжала на велосипеде мимо «Книжного амбара», а дверь оказывалась запертой. И как дед подарил мне книгу на день рождения. И как Томас в кухне говорил про пилюли морфина.

Грей, прыгавший через костер и кричавший о своем желании умереть как викинг.

– Нет, я не знала…

Эти секреты просто убивают.

– Я-а, Liebling, – сказал папа и сделал большой глоток. Остаток на донышке он протянул мне. – Ты с вином помедленнее… Неду я уже рассказал. Лимфома Ходжкина, – произнес он, будто пробуя незнакомые слова на вкус. – Рак, и довольно запущенный. Был риск инсульта. Грею отводили совсем немного времени, и он хотел, чтобы ты не знала. У вас с Недом были экзамены, вы потеряли маму, а Грей любил, когда все и вся вокруг счастливы, ты же знаешь.

А мне казалось, у нас в запасе бесконечно много времени… Весь год я лелеяла бессмысленное желание. Расставаться с ним было немного больно – оно успело пустить корни. Я вылила вино из бокала на траву в качестве ритуала, и чувство вины наконец растворилось, как дымок в воздухе.

Папа смотрел на меня.

– Ich liebe dich mit ganzem Herzen, – сказал он. – Я люблю тебя всем сердцем.

Именно в этот прочувствованный момент Нед в своей комнате врубил «AC/DC».

– Ist твой брат? – вздрогнул папа.

– Сейчас позову. – Я встала и решительно направилась к дому, оставив свои чувства на траве – и желтые тюльпаны, и тоннели во времени, и злосчастное загаданное желание, которое мучило меня целый год, а теперь отпустило.

– Нед! – забарабанила я в окно. – Мы решили упиться!

Он тут же высунул голову:

– А что, есть повод?

– Грей.

– Слизняков помнишь? – спросила я.

– Слизняко-о-ов, – протянул Нед до самой луны и хлопнулся спиной на траву. Мы сидели в саду – сумерки уже сменила ночь – и делились любимыми историями про Грея. Белье на деревьях. История с замороженным апельсином. Слизняки.

Они явились первым испытанием Грея на пути к просветлению. Начитавшись соответствующей литературы, он временно стал вегетарианцем, занялся медитацией, расставил по всему коттеджу маленьких толстых будд. Ноги Грея покрылись комариными укусами, потому что он отказывался прихлопнуть даже москита.

На смену лету с москитами пришла осень с пауками. В октябре начались дожди. Дожди породили слизняков, слизняки породили других слизняков, и Грей начал терять терпение.

Несколько недель он усердно собирал с дорожки этих толстых серых апострофов и тайком высыпал в огород Алторпов.

Но однажды мы проснулись в два часа ночи от мощного рева: «К… просветление!» и увидели, как Грей лупит тяпкой по дорожке, устраивая слизням Варфоломеевскую ночь.

– Я рассказывал вам о колоколах? Грей стоял вон там, – папа показал в направлении церкви, – и кричал, чтобы они заткнулись!

После его похорон колокола звонили до вечера. Мы замолчали. Нед кое-как поднялся на ноги.

– Нам надо что-то сделать, – сказал он, нарушив тишину.

– Уже поздно, – отозвался папа. – Все спят. Больше никаких излишеств и буйства.

– Я о Грее, – округлил глаза Нед. – На днях будет год. Может, позвонить в колокола? Ладно, не будем звонить. Тогда фейерверки?

– Если вам хочется, можно развеять пепел, – предложил папа. – Он в сарае.

– В сарае? – заржал Нед. – Нельзя держать пепел в сарае, это же… это…

– А где еще его держать, Liebling? – Папино лицо пошло морщинами от замешательства. – Это Готти его туда поставила.

– Что?! – поперхнулась я вином.

– Я спрятал контейнер в одного из будд, а ты их всех убрала, – объяснил папа, вставая. – Там он и стоит.

– Папа, когда ты сказал, что коробка в одном из будд… Половина из них уже снова в доме. Ты знаешь, в котором?

– Я знаю, в котором, – произнес папа так, что стало ясно – он всегда знал. Он действительно вечно витает в облаках или я его просто не замечала? – Сейчас найду. А вы начинайте думать, где это сделать. Может, здесь? – Папа скрылся во мраке.

– Что, в саду? – ужаснулась я.

Нед фыркнул, и все стало нормальным.

– Это было бы малость чересчур. Я думаю, возле «Книжного амбара» или в поле. Что скажешь?

Я подождала, пока папа вышел из сарая с картонной коробкой в руках и осторожно поставил ее на траву между нами. Коробка была несуразно маленькой.

– Гротс? – поторопил меня Нед. – Где это надо высыпать?

– В море, – ответила я, потому что Грей хотел себе похорон как у викинга.

Больше некуда. Море – единственное достаточно просторное место. Коробка слишком мала. Разве можно держать Вселенную на ладони?

Воскресенье, 24 августа

К сожалению, я еще не до конца разобралась, как работает Вселенная: я проснулась рано с больной головой, а в руке зажат имей Томаса. Вполне читаемый.

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Дата: 04.07.2015, 17:36

Тема: Проблема в квадрате.

Ответ, разумеется, да.

Наверное, ты уже догадалась.

Разве не всегда было «да», когда речь заходила о нас?

Я хочу увидеть звезды вместе с тобой и поверю во все, что ты мне скажешь.

Жизнь бывает трудной, временами нестерпимой, но со шрамом на ладони тебя фиг забудешь.

Я перечитала письмо раз десять, не улавливая смысла. Звезды – это понятно. Пластмассовые, налепленные мне на потолок. Но чему он отвечает «да»? Что я ему сказала, а он поверил? Я готова его придушить – такой имей сложно назвать внятным предупреждением, что летишь в гости через Атлантику. Но письмо вполне в духе Томаса: душа нараспашку, широкий жест – и малость полоумное, без мысли о последствиях.

Кажется, я знаю, почему смогла его прочитать (к Вельтшмерцианову исключению это отношения не имеет): я наконец простила себя за смерть Грея. Я могу впустить в свою жизнь немного любви.

А еще я поняла, что можно сделать в качестве широкого жеста.

Прямо в пижаме я достала из шкафа школьный рюкзак и побежала в предрассветном тумане через сад.

На яблоню я залезла уже в разгар дня. Умляут носился по веткам за белками, а я высматривала лягушек, не желая нечаянно закрыть их в коробке, и начала перекладывать в жестяную коробку содержимое рюкзака. Водоросль с пляжа. Канадские монеты. Карта сокровищ – мое пластмассовое созвездие. Пара скатанных носков Томаса и липкая от мороженого салфетка со вчерашней ярмарки. Рецепт пирога, который Томас для меня написал, и кошмарный мятый результат моей первой попытки что-нибудь испечь – еще горячий шоколадный торт.