Владимир Колотенко - Стена плача
Потом я, конечно, был Тине бесконечно благодарен. Потом...
А пока...
Мы работали, как рабы на галерах. Просмотры сотен тысяч проектов. От постоянного сидения за компьютером слезились глаза. Мир уже ничем не удивишь, да и задача другая: жить в унисон с требованиями собственных генов!
- А что Лесик? - спрашивает Лена.
- Ничего...
- Но он хоть...
- Он придавил всех своей гетерогенностью. И модификациями генома.
- А что, - спрашивает Лена, - Лаврова здорово вас... Ксения Лаврова?
- Знаешь, я только сейчас понимаю, что ее живопись - это такая глыбище в фундаменте Пирамиды... Ага, такой монолит... Такой мощный скреп! Да без этих ее ниточек и паутинок Пирамида б рассыпалась как... как...
- Ты уверен?
- Зачем ты спрашиваешь? Ты что...
- А Нана?
- Она очень сдружилась с Юлей.
- А музыка, кто писал для вас музыку новой жизни?
- Это мы доверили Юте.
- Какой Юте?
- Понимаешь, наша архитектура, наша музыка, живопись и литература... Это все, что останется, когда уже камня на камне...
- Зачем ты так безнадежно сурово?
- И эти наши запасы культуры станут краеугольными камнями...
- Но ты ни словом не обмолвился о своей Тине. Она же внесла свою поэтическую лепту?
- Тина да... Она написала гимн Пирамиды!
- Гимн?!
- Слова и музыку.
- Музыку, ты сказал, Юта.
- Лен, ну какая Юта? Юта, Укупник, Лоза... Ну... сама понимаешь... Лоза это Лоза... Дога, Паулс, Крутой... Конечно-конечно... Тут еще можно кое-что выбрать.
- Она что же, - ваш Моцарт, Бетховен?
- Тинка сотворила такой гимн! Гимнище! Знаешь, когда его первый раз исполнили...
- Где это было?
- ...все птицы слетелись...
- И Тина была?
- ...распустились лилии...
- Есть Тина... И есть остальные? - говорит Лена.
- Ага! Точно: остальные ей... сама понимаешь... Понимаешь, Тина - это...
- Да, я понимаю.
- Да.
- Ну, как? - спросил я Юлю.
- Устала немножко...
Глава 17
Иногда просто из лени я не говорю все, что думаю. Я молчу на французском, на русском, на хинди и иврите, а английский и без того самый молчаливый язык. Англичане вообще скупы на слова, что я считаю прекрасной традицией и стилем мышления. Зачем говорить, если и без слов все понятно.
Я бы поговорил с Тиной на её родном языке, но где мне теперь её искать?
- Сегодня четверг? - спрашивает Юлия.
Такие вопросы для меня вообще не имеют смысла. Моя Пирамида не знает времени.
- Ну, идем? - спрашивает Юлия.
- Зонт прихватить? - спрашиваю я.
- Очаровательно! - восклицает Юля!
Я тоже не могу оторвать от неё глаза: стоя у зеркала, она восхищается моими клипсами.
Очаровательно!
Чаще всего люди говорят о том, что не является сутью их жизни. Я считаю, что важнее всего - пустота, зияющая между словами. Там суть жизни людей.
- Я все еще не могу забыть твоего принца Альберта, - говорит Юлия.
- Он давно уже князь. И от тебя без ума...
Князь Альберт никого не оставляет равнодушным. И совершенно не важно, соберется он строить Пирамиду в своем княжестве или нет. Достаточно и тех скупых сведений о нем (скажем, о покорении Северного полюса!), которые делают его известным среди людей.
- Ты ведь тоже ко мне не равнодушен?
Юля, лукаво щурясь, делает большие глаза. На этот счёт - вызывать моё восхищение ею - у неё миллион вариантов! И я не могу удержаться:
- Ты очаровательна!
Да, уметь читать пустоту, считаю я, - это немало. Но я с удовольствием заглянул бы и в творения Сенеки. А Тинкины стихи для меня как...
...на ребро,
из оного однажды,
сотворив меня (кому в угоду?),
бог сказал: ‟Не ошибаюсь дважды»-
и побил возможные рекорды.
На ребро.
Бери...
- Посмотри, посмотри туда!..
Юля отдает мне бинокль.
- Правда, красиво!..
Я вижу только прямую чистую линию горизонта, где море сливается с небом. Наконец-то!..
- Ага, - говорю я, - прекрасно!..
«...на ребро.
Бери...».
Как взять? На ребро...
- А справа: посмотри-посмотри!
Теперь я вижу вызолоченные солнцем вершины гор. Глаз не оторвать!
Точно раненый зверь, продираясь сквозь чащобу терновника, шел я к своей цели шаг за шагом, оставляя на колючках кустарника клочья собственной кожи, ощущая голыми нервами беззащитную невинность нищеты духа...
И что же?
- Выключить телевизор? - спрашивает Юля.
Телевизор - мне не помеха. Завороженный милостью мира, я надеялся победить невежество, зло злости, жалкую трусость людей...
И что же?
- Вот, смотри, - говорит Юля, - даже все эти знаменитости, отмеченные Forbes в этом году, и Том Круз, и Опра, и Тайгер Вудс, и Дэн Браун со своим «Кодом да Винчи», и Говард Стерн, и даже любимый твой Спилберг...
- Что «Спилберг»?
- «Звездный» список составлялся на основе оценки доходов.
- И что же все-таки «Спилберг»?
- Ни твой Спилберг, ни Опра, никто из них даже не помышляет о Твоей Пирамиде.
- А Билл Гейтс?
- Что «Билл Гейтс»?
- Он тоже не...
Юля недоумевает:
- Ты и их собираешься клонировать?
- Не всех...
Чтобы не обидеть Юлю своим равнодушием к списку знаменитостей, я делаю вид, что пишу.
- Телевизор тебе не мешает?
Как только ты решишься участвовать, думаю я, в этой гигантской божественной работе (строительство Пирамиды!), отдаешь ей свой ум и все свои силы, знания и умения, ты тотчас нарушаешь известный порядок вещей, изменяешь их, заставляешь людей смотреть на мир другими глазами... Ты даешь привычным вещам новые имена! Это значит, что ты на пороге нового времени, нового мира. Ты снова в Начале всего...
- Если уж кого-то из них и клонировать, - говорю я, чтобы поддержать разговор, - то я бы предложил ту, кто отдала последний свой грош...
- Как ее звали? - спрашивает Юлия.
- Та, - говорю я. - У таких не бывает имен.
Юля, соглашаясь, кивает: не бывает...
- Как твои колени? Хочешь - блесну массажем! - предлагаю я, чтобы выпрыгнуть из темы. Юлька хитро улыбается.
- Блесни...
- Я, - говорю я, - бережно... Как тебе нравится.
- Ага... тебя только подпусти. Ладно... блесни уж, если бережно.
Ну, теперь - держись у меня! О, Боже! Да у тебя просто сказочные позвонки! Шёлковые!.. И эти ангельские крылышки лопаток!.. И какая белая-белая поясница! И... Ах, ты, Господи, Боже мой... Мои руки, мои пальцы, пальцы слепого...
- Не забудь про колени, - просит Юля.
Хм! Я только о них и думаю! Такое - не забывается.
После массажа я накрываю Юлю васильковой простынею, затем шерстяным пледом, что-то шепчу на ушко, даже напеваю... Она засыпает.
- А Тину, - спрашивает Лена, - ты её тоже будешь клонировать?
- Когда?
Лена не понимает меня.
- А как, - говорю я, - ты представляешь себе этот мир без Тины?
- Как есть, так и есть! Она, что ли, способна его исправить? Клонированная!
Клонированная вряд ли, думаю я, но живая!.. Настоящая! Она-таки должна клюнуть на клон. А то! Она, я уверен, просто не сможет устоять перед этим: ну-ка, ну-ка, что вы из меня, братцы-кролики, сотворили?! Тоже мне - творцы! Вельзевулы!..
Вот тогда и посмотрим, способна она или не способна.
- Вряд ли, - вру я, - просто интересно посмотреть на неё, потрогать... Спросить: ты что ли та, кто свела нас тут всех с ума?
Чем красавица будет крыть?..
Я уже не могу вспомнить, как и когда мы с ней познакомились!
С настоящей, не клонированной... Помню, что... Нет... Это была, кажется, не Тина... Или мы с ней до сих пор не знакомы?
Придавила-таки меня ваша Тина!
Неделя, проведенная с нею в Хургаде (с настоящей!) во многом определила стиль наших дальнейших отношений. Я принимал, казалось, самые непререкаемые и выверенные для себя решения, которые одним её словом, если я, как ей казалось, был неправ, разбивались на мелкие осколки, просто рассыпались в пух и прах, в пыль...
Мои твёрдые непререкаемые решения.
- Я знаю ваш язык лучше вас!
Как ты это можешь знать? На каком арифмометре ты это вычислила?
- Вам должно быть стыдно!
Хо! С чего бы?!
- И так знаю, что пишу даже на нём стихи!
Да мало ли!
- И неплохие!
...вместо свечек у икон - лёд.
Как в кино застыл немой кадр.
Местный нищий обещал код.
По которому дают ад.
И у меня вываливаются из головы все слова, припасённые для противления Тине: как так изысканно-филигранно можно подметить, что только нищие держат при себе этот код для ада! Хочется просто ором орать! Все другие давно раскодированы - на них жалко смотреть! Они никогда не попадут в этот ад, где священной милостью Неба собираются эти нищие...
Духом!..
Хотя ей ори, не ори - всё по хрени собачьей! (Тина, кстати сказать, не выносит ора!).
Вот этот-то ад и служит этим нищим раем. Без всяких там змей, без яблок раздора, без... Рай нищеты духа!.. Радость этого рая - как молитва! Нет ничего слаще!.. Это и есть Евангелие Неба, не искажённое никакими фарисеями-книжниками, никакими писцами и переписчиками...
