Алексей Корепанов - Время Чёрной Луны

– Человек, – ответил я, остановившись на тропинке.

– Неужто ход открылся? – радостно вопросил второй голос.

Они вышли из-за деревьев и приблизились ко мне, причем один из них держал меня на мушке – бородатые коренастые мужики лет за сорок, явно земного вида, насколько можно было разобрать при свете ярких звезд, самые обыкновенные крестьяне в клетчатых рубахах и старых совдеповских брюках с отвисающими коленями. Рядовые труженики какого-нибудь коллективного сельхозпредприятия. Я развел руки на всю ширину, демонстрируя миролюбивые намерения, а они разглядывали меня словно самое что ни на есть раздиковиннейшее диво. Наконец тот, что с ружьем, опустил свою двустволку и спросил, немного растягивая слова:

– Слы-ышь, ты откуда здесь взялся?

– Да вот, гулял. – Я пожал плечами. – Прогуливался, покуда вы мне чуть дыру во лбу не сделали. Здесь что, оборонный объект? Или карантин? Или добро колхозное охраняете?

– Не-ет, – протянул крестьянин с ружьем. – Просто бродют тут разные сволочи. – Он сплюнул и вновь уставился на меня. – Ты откуда пришел-то, мил человек?

– Оттуда. – Я показал рукой, откуда я пришел. – Только там, по-моему, никакого хода нет. Просто большая поляна – вот, собственно, и все.

– Должон быть ход, – радостно сказал второй. – Иначе как бы ты здесь оказался? А ну-ка пойдем, покажешь.

Разубеждать я его не стал и направился к поляне, уже начиная кое-что понимать.

…Они прочесали поляну вдоль и поперек, истоптав всю траву, обнюхав каждый уголок, и наконец подошли ко мне с унылыми лицами.

– Ни хрена, – удрученно сказал тот, что с ружьем. – Поздравляю, мил человек: вляпался ты, как и мы, вступил в дерьмо коровье. В самую середку…

– Ладно, Палыч, не ной, не пужай человека, – вмешался второй. – Пошли в засаду, а то ночь уже. Ты, Палыч, останешься сторожить, а я провожу человека.

– Вступил, вступил, – продолжал сокрушаться Палыч. – Залез по самие уши, не отмыться. Вот ведь влипли, едрена корень!

Оставив Палыча на том месте, где я мог распрощаться с жизнью, мы с моим провожатым, назвавшимся Сашкой (именно Сашкой, а не Александром или, скажем, Александром Сергеевичем), продолжили путь под чужими звездами. Сашка, то и дело матерясь, охотно делился со мной информацией, и к исходу нашего марш-броска я уже имел ясное представление о мытарствах полутора десятков мужиков, ставших жертвами собственного любопытства.

История была не из самых рядовых. Жила-поживала себе обыкновенная деревушка, окруженная лесом, деревушка, в которой заколоченных и заброшенных домов было, как давно повелось, больше, чем жилых. Имелся в деревушке пруд, подернутый обычной зеленой ряской, имелся электрический свет, и даже радио пришло туда лет через семьдесят после знаменитого открытия знаменитого Попова, позволяя жителям третьего отделения КСП «Прогресс» быть в курсе всех важнейших дел планеты. Каждый четверг приезжала в деревню Каськово автолавка, а по средам и пятницам возили туда хлеб, сигареты и алкогольные изделия – в общем, все было, как везде, с обычными перебоями в снабжении по осенней и весенней распутице, а также снежными зимами, когда заваливало дорогу от центральной усадьбы в рост человека, а то и поболе. В двух часах ходьбы по лесам и полям находился железнодорожный полустанок, а в центральную усадьбу раз в неделю даже ходил автобус – пыльный «ПАЗик» из залесного райцентра с древним, ласкающим слух именем Торжок. В окрестных лесах было полно ягод и грибов, до сих пор рыскали там кабаны, суетились зайцы, грелись на солнышке змеи, хотя трава на лесных опушках и пахла химикатами – плодом трудов праведных сельхозавиации…

Летом в деревушке было повеселее – наезжали машинами родичи-отпускники с малыми детьми, плескались в зеленом пруду, бродили по лесам, резались в карты, чистили грибы на крылечках, возились в огородах. Долгими зимами деревня словно вымирала, но за окнами двух десятков деревянных домов все-таки теплилась жизнь, и нередко оглашало морозную, испещренную звездами и тенями тишину разухабистое пение вышедшего помочиться на крыльцо того же Палыча или Сашки, нахлебавшихся алкогольных изделий. Развлечений было немного, и самым популярным из их числа было зайти с бутылкой покалякать к соседу. Или даже без, потому что сосед имел свою бутылку – закупали много и впрок, и пили крепко, ведя разговоры на политические темы, ругая, как положено, правительство, беззлобно матерясь и хватая за титьки разомлевших от «казенки» жен и соседок. В общем, жили себе, как лилии, как птицы небесные, исправно выполняя работу в родном КСП и не задумываясь над вселенскими вопросами. Жили себе на земле.

На ЭТО место наткнулся в начале сентября Витька Демин – лишившийся за неоднократную езду по райцентру в нетрезвом виде водительских прав шофер и заядлый грибник, не ленившийся регулярно мотаться на полустанок и предлагать свои грибочки пассажирам редких поездов. Как-то раз полез он под разлапистую ель за семейством темноголовых боровичков – и внезапно подхватил его теплый вихрь, и очутился он в совершенно незнакомой, безлюдной и тоже лесистой местности. С грибами там было никак, зато ягода попадалась, и не какая-нибудь там мелкая земляника или черника, и не малина даже – а крупные, словно отполированные коричневые плоды, мясистые, сочные и (вот чудеса-то!) шибающие в голову, как пиво с похмелья.

Витька плевал на все эти предупреждения насчет опасности употребления незнакомых даров природы – с детских лет он нутром чуял, что можно потреблять, а что нельзя, и за все свои тридцать лет ни разу пока не ошибся. Правда, поначалу ничего он в чужой местности не собирал, а, очутившись там, сразу попятился и при посредстве того же теплого вихря вновь оказался в родном лесу, под елью с крепкими боровичками. А проделав эксперимент несколько раз и убедившись, что ход работает нормально, он осмелел и пошел себе бродить по чужим краям, лакомясь неведомыми плодами и во все глаза разглядывая окружающее. Набрел он и на долину с тихой прозрачной речкой, и на поросшие травой холмы, и на овраг с ручейком – и воротился в родной лес в полном восхищении от своего нечаянного открытия.

Витька не знал никаких теорий о параллельных и перпендикулярных мирах, подпространственных туннелях и прочих штуковинах, и не собирался строить на сей счет никаких предположений – он просто доверял своим ощущениям и понял, что случайно наткнулся на дырку в иной мир, где растут очень симпатичные «похмелюшки» – так он окрестил эти плоды, – и что мир этот вроде бы безлюден и весьма интересен.

Вечером того же дня, вернувшись в Каськово, Витька продемонстрировал плоды иного мира на сугубо мужских посиделках у Палыча, брошенного женой, укатившей в Торжок с залетным грибником. Второй год функционировало в пятистенке Палыча нечто на манер «Английского клоба» – там мужики на интерес дулись в «секу», там обсуждали политическую ситуацию в мире в целом и в каждом регионе в отдельности, травили анекдоты и делились привезенными из Торжка, а то даже и из Твери новостями; там хлебали водку, закусывая маринованными грибами и квашеной капустой, там крыли многоэтажным матом действия местного руководства и политических лидеров страны, возмущались мафией и со смаком делились впечатлениями от общения с Людкой из центральной усадьбы, которая за гранчак такое вытворяет, что описать невозможно. Информация Витьки прошла «на ура», незнакомые плоды были тщательнейшим образом продегустированы и оценены по достоинству – они оказались неплохой закусью, – и наутро полтора десятка мужиков, похмелившись «похмелюшками», таинственно подмигнув женам и не ставя их в известность о своих дальнейших действиях, выступили под водительством первооткрывателя Витьки Демина в поход к иным местам. Кое-кто прихватил с собой корзины и ведра для сбора плодов, а кое-кто и ружья – на всякий случай.