Джеймс Блиш - «Если», 2002 № 06

Стены харчевни, обшитые досками, якобы потемневшими от времени, украшали ржавые подковы, серпы, большие и малые клещи, а среди старого железа очень забавно смотрелся инжектор от старого МЛК. Такие лучеметы, некогда весьма популярные в неспокойных мирах, сейчас можно встретить разве что в музее старого оружия. Ну что же, этот потемневший от времени дырчатый конус тоже имеет отношение к инструментам, только немного с другого бока.

Помещение, к моему удивлению, было набито людьми, да так плотно, что втиснуться с моей комплекцией на скамью, спиралью опоясывающую такой же закрученный в три оборота стол, казалось делом безнадежным. Я хотел уйти, поискать другое заведение, но тут закончила трапезничать большая семья — супружеская пара с четырьмя подростками-близнецами. Сразу образовалось много свободного места.

Солянки сегодня не подавали, но и борщ был весьма недурен. Невысокий мужик средних лет, сидевший от меня справа, брезгливо присматривался к островку сметаны на багровом озере и водил носом над большой краюхой свежеиспеченного хлеба. Деловой гость, решил я. Срывается сделка, ищет, на ком выместить раздражение. Но тут он заговорил, и я понял, что ошибся.

— Разве это борщ? Где маслины? Где, я спрашиваю, сало? А это что? Вы посмотрите на это! Ни тмина, ни, на худой конец, кориандра… Вот у нас в Дарнополе выпечка, с пальцами съешь, не то что эти пресные коржи!

— Это точно, — согласился я. — У вас и сало жирнее, и вода крепче.

Все меняется со временем, расцвет сменяется упадком, упадок — процветанием… Только дарнопольцы по-прежнему не могут забыть былых времен, когда оружейным центром был остров Петровского, и все еще хлеб выпечкой называют.

— A-а, сталичный гаспадин… — многозначительно покачал головой дарнополец, передразнивая, как ему казалось, мой говор. — Знаем, знаем, лучшие кулинары якобы у вас, а как же… Но за борщ без сала таких кулинаров надо гноить в кашеварах при складской охране. Борщом без сала можете угощать вот этих — им что свинина, что собачатина, все съедят.

Отвечать ему я не стал, лишь попытался сдержать невольную ухмылку, чтобы не обидеть. Насчет собачатины он слегка погорячился. Пасторианин, что сидел через два человека от меня, мяса вообще не ел, с этим у них строго. Довелось мне бывать пару раз на Пасторе. Сами они называют свой мир Па Сотоу, но у нас это название не прижилось. Тихий народ, мирный, забыли давно, как воевать. Да и кто к ним полезет: планета бедная, сельским хозяйством перебивается, еле-еле хватает свои рты кормить.

К ним я прилетел в первый раз по совету Гофера. Изучение трудов местного нравоучителя отняло у меня почти три сезона, а толку мало. Интересных идей не нашел, одни нравоучения и наставления. Второй раз я посетил Па Сотоу много лет спустя, когда понял, что исправитель Гофер советами не разбрасывается попусту. Но хоть тогда я и собирал крохи его мудрости, все же опять ничего не почерпнул из смутных речей легендарного наставника пасториан.

Допив стопарик, я понял, что и здесь ничего интересного ждать не стоит. С дарнопольцем разговора не выйдет, рано или поздно он полезет выяснять, какой из городов лучше, а тут слишком тесно для хорошей драки. Напротив меня сидела немолодая женщина в робе корабельного техника, ее лицо и глаза говорили о том, что, будь ее воля — не выходила бы из корабля, чтобы не видеть наших лиц, надоевших во время перелета от одного порта к другому. Я посмотрел налево — тот, кто сидел раньше, исчез, теперь на его месте оказался еще один пасторианин. Заметив мой взгляд, он раздвинул губы еще шире, показав блестящие крепкие зубы, украшенные тонкой золотой нитью. Перед ним на блюде лежала горка поджаристых капустных шариков. Пошарив в уголках памяти, что, в общем, без транскодера было делом безнадежным, я все же наскреб пару слов и сказал, кивнув в сторону блюда:

— Чифан шаньго… э-э… или как там у вас говорят…

— Спасибо, очень вкусно, — ответил пасторианин, улыбаясь совсем уж сверх меры. — Очень нравится.

Ты гляди, подумал я, уже обзавелись толмачем. Деловые ребята. Хотя какие у них дела могут быть здесь? Им оружие вроде ни к чему. Или к чему? Нет, и с этим разговора задушевного не выйдет. Разве что вспомнить красоты его мира, да только не помню я тамошних красот, поскольку работать у них не довелось.

От сытной еды и выпитого меня приятно разморило. Обидчивый дарнополец исчез. Я с удовольствием посидел бы еще, но у скамьи не было спинки, чтобы откинуться с комфортом, да и в дверях люди ждут, пока освободится место. Вон как раз один стоит, и к тому же — снова пасторианин.

Третьего я встретил на подходе к своему блоку. Он быстро шел мне навстречу, прижимая к уху палец с блестящим перстнем и что-то на ходу бормоча. Узнал, наверно, от своих насчет свободного места в харчевне, решил я, вот и торопится. И этот тоже улыбался…

Горничная к тому времени уже сменилась. Теперь вместо юной вертихвостки сидела солидная матрона, у которой даже кокошник говорил, что без серьезных намерений к ней подкатываться нельзя. Проходя мимо нее, я обратил внимание, что горничная спит. Прямо вот так, облокотясь на стойку, и спит, а голова ее клонится все ниже и ниже. Я остановился, с интересом ожидая, когда ее лоб войдет в соприкосновение со стойкой, но не дождался. Она всхрапнула, дернулась и, широко распахнув глаза, села ровно, с подозрением глядя на меня. Сочувственно вздохнув, я развел руками, в смысле, бывает…

— Надо же, как сморило, — сказала горничная.

— Наверно, погода меняется, — отозвался я. — Опять дожди обещают всю неделю.

— Дожди — это еще ничего. В горах снег выпал, стало быть, зима рано начнется. — Тут она посмотрела на стойку, брови ее поползли к кокошнику: — Это когда же я успела регистратор включить?!

Подойдя к ней, я разглядел выведенные на панель списки прибывших. Забавно, что моя фамилия виднелась в строке поиска. Голосовой режим выключен, хотя быстрее было бы спросить, а не набивать буковки на универсальном.

В блоке я лег прямо в одежде на кровать и попытался сообразить, кому я понадобился и зачем? Вдруг кто-то из старых приятелей тоже застрял в карантине, скучно ему стало, а тут увидел знакомое лицо среди пассажиров… Сам я уже не помнил даже лиц соседей, хотя в последние годы часто бывал на Урале. Да и приятелей у меня нет. Так получилось. Встречались разные люди и нелюди, хорошие, плохие и очень плохие. Ни с кем дружбы не получилось. Да и какая дружба, когда ты сегодня здесь, а завтра…

Потом я заснул, и мне снились пасториане, ведущие со мной бесконечный диалог о пользе вегетарианства. А я их убеждал попробовать парной требухи и чуть было не убедил. Потом мы вроде бы сошлись на каше, сварили ее в огромном котле и принялись есть. Ели долго, а спал я, наверно, очень крепко, потому что не услышал, как меня посетили незваные гости.