Эдуард Маципуло - Нашествие Даньчжинов

Так что, истинный раб – это оставшийся от животного мира инстинкт предельной экономии? Отсюда и все его доминанты? Значит, называть его следует как-то иначе? Например: «Индивидуум реликтовой психики», и аббревиатура термина будет одинаковой почти на всех языках – и.р.п., ИРП, ИРП.

Или проще – доличность.

От беды убежишь в горы, от войны спрячешься в храме, а праздник достанет везде, – говорят даньчжины. Все верно, крепкий характер у даньчжинских праздников. Казалось бы, и траур, и с неба льет не переставая, но пришло время праздновать окончание сезона дождей – и по улочкам чхубанга потекла процессия с молитвами, музыкой и пением. Людей было мало, ведь почти все население ушло из Тхэ, даже монахи низших ступеней совершенства, которые кормились в своих прежних семьях.

Даньчжины слаженно пели о щедрости богов, посылающих влагу с небес. Среди фигур, в некогда красочных, а теперь промокших одеяниях и масках легко угадывались «герои» по характерной походке только что очищенных от «греха потомства». Сквозь звуки пения и музыки то и дело прорывался усталый отрывистый голос единственного узника походной тюрьмы.

– Я знаю Мантру! – выкрикивал Говинд с большими паузами на отдых. – Вечная слава Духовному Палачу! Он самый совершенный!

Возле тюремной клетки неслышно появился шеф Службы Княжеской Безопасности – в парадном сверкающем халате с любимой виверрой на плече. Он спросил грузного тюремщика, почему тюрьма без украшений по случаю праздника, и тот помчался в храмовые мастерские. Страшный человек подошел к Говинду. «Герой» бросился на решетку и закричал:

– Я знаю Мантру!

– Это хорошо, – на редкость вежливо сказал Страшный человек, даже виверра онемела от изумления. – Чего ты хочешь?

– Убивать таких, как ты!

– Я друг «героя». Хочу знать твое желание. Главное самое.

– Ты друг?!

– Даньчжин не врет.

Говинд молчал, раздумывая, а Страшный человек извлек откуда-то из-под мышки большую праздничную булку в форме толстого карпа с изюминами вместо глаз. На румяной аппетитной корочке с рисунком чешуи тотчас появились бледные пятна от дождя.

– Здесь кинжал. – Он держал булку на ладони, словно прикидывая вес. – Когда придут за тобой, всех убьешь. Сможешь?

Говинд знал, что этот человек так же хитер, как и свиреп.

– Почему ты хочешь мне помочь? – Он буравил его недоверчивым взглядом. – Вчера хотел моей смерти, а сегодня не хочешь?

– Вчера был еще глупый. Людей не знал. Всем верил.

– А теперь?

– Люди без совести хотят жить. Все ушли. А совесть можно легко получить. Богов попросить – дадут.

– Верно… Совсем как мои мысли. Бессовестные люди убивают природу, а Желтый убивает их…

– Правильно, – кивнул Страшный.

– Мое желание – вернуть старые законы, когда люди любили природу и поклонялись всему живому…

Оба смотрели на булку. Роскошная глянцевая корочка на глазах превращалась в мокрую коросту.

– Правильное желание, – наконец сказал царедворец, не пуская мокрую виверру за пазуху. – Я дам тебе этот хлеб. Ты уйдешь. Ты взорвешь Большой Оползень. Он загородит Яраму. Будет озеро. Берега слабые, прорвет. Вот большой страх. Люди узнают, что ты сделал, уважать начнут. Ты понял?

Да, Говинд отлично понял: потоки грязи и воды слизнут монастырь и поселок с лица земли. Подобные трагедии приходилось видеть в горах… Он молчал.

– Совершенных жалко? – удивился Страшный человек. – Они тебя – к смерти. «Героев» жалко? Они предали. Несколько глупых монахов жалко? Они без совести. Им тебя не жалко. Ты понял? Детей здесь больше нет, женщин нет! Некого жалеть!

– Я сделаю, – по лицу Говинда бегали желваки. – Это лучше, чем убивать их по одному… Клянусь! Но почему ты сам…

– Другое дело. Самое трудное. Ты не сможешь.

– Кто не сможет? Я все теперь смогу – у меня Мантра! Ты забыл?

Страшный человек протянул ему почти размокшую булку.

…Мало кто знал, что в ночь перед праздником снова решалась судьба Говинда на Совете Совершенных. Ведь он теперь был другой – познавший Мантру Запредельной Мудрости. Что делать с преступником, вооруженным таинством Мантры? Не в силах человеческих решать такое. Запросили Машину, и она после множества логических операций выдала потрясающий ответ: отпустить.

Старички смирились перед непонятной мудростью Машины. Говинда должны были отпустить в самый торжественный момент праздника. И вот рослый мускулистый монах, блестевший под дождем, как полированный, ударил влажной колотушкой по тарелке Священного Гонга. Теплые брызги выстрелили ему в лицо, и медный гул ушел в сетку дождя и не вернулся, как ни прислушивались люди, пришедшие на праздник. Монах с колотушкой растерянно посмотрел на Верховного Хранителя Подвалов. Полагалось снова ударить в гонг, когда откликнется эхо. Побледневший Хранитель Подвалов проговорил изменившимся голосом:

– Шум дождя мешает… наверное… продолжай свое дело, как будто мы услышали эхо.

И снова медный гул завяз в водяном плеске. Но разбуженные им фигуры в ритуальных масках устремились, танцуя, к клетке, разукрашенной обильно и безвкусно фальшивыми цветами из храмовой мастерской. Толстый тюремщик поспешно открыл замок, и Говинд ударил его дверцей решетки с такой силой, что тот рухнул, раскинув руки. Не давая опомниться танцующим «духам гор», Говинд вырвался из клетки – и вот уже оба монаха хрипят и извиваются на каменных плитах, расцвечивая лужи кровавой дымкой. Убийца оглянулся, его лицо исказилось, как при сильной боли.

– Это вы заслужили! – выкрикнул он. – Желтый правильно вас убивает!

– Эхо Священного Гонга не вернулось, – сказал кто-то из совершенных со стоицизмом древнего грека. – Плохой знак.

Говинд бежал по гребню каменного забора, балансируя руками, и никто его не преследовал…

Утро было похоже на умирающего зверя, выпотрошенного мучительной агонией. Оно лежало неподвижно в холодном поту, придавив мир… С трудом разлепив веки, я сначала увидел несколько скользких змей в вялых ветвях навеса, потом лысую женщину. Она хлестала репортеров прутом и выкрикивала резким бабьим голосом, путая английские, и даньчжинские слова:

– Какие бездельники! Работать надо! Хозяин ругается! Вставайте!

Несколько ударов досталось и мне. Боль меня не взбодрила. Подавив сон, я поднялся и, как робот, переставляя опухшие ноги, подошел к монстру, который стоял на голове и глядел на меня, загнав глаза под белесые брови. Меня бросило в жар. Я схватил кожаное ведро, висевшее на опоре навеса, и выбежал под дождь. Мой предок точно знал, что надо делать.

Моя голова была заполнена одной мыслью – найти вкусную родниковую водичку, чтобы кофе получился отменный. И хозяин вознаградит это кивком, а то и лепешкой. Мне до ужаса и трепета в поджилках хотелось угодить ему!