Эрик Рассел - Ниточка к сердцу

По дороге в кафетерий ему предстояло пройти мимо бара. Он проходил мимо этого бара тысячи раз, но внутри не бывал никогда. Однако теперь ему пришло в голову, что глоток виски мог бы его подбодрить. Он настороженно огляделся. Если Марта увидит его на пороге этого злачного места, ему придется плохо. Однако Марты в окрестностях не наблюдалось, и, дивясь собственной храбрости, Тримбл вошел в бар.

Клиенты, или завсегдатаи, или как они там называются, проводили его откровенно подозрительными взглядами. Вдоль длинной стойки их сидело шестеро, и все шестеро, несомненно, сразу распознали в нем любителя минеральной воды. Он хотел ретироваться, но было уже поздно.

– Что угодно? - спросил бармен.

– Выпить.

Чей-то хриплый смешок подсказал Тримблу, что его ответ был излишне общим. Требовалось назвать конкретный напиток. Но, кроме пива, он ничего вспомнить не сумел. А пиво ему ничем помочь не могло.

– А что лучше? - находчиво спросил он.

– Смотря для чего.

– Это как же?

– Ну, с радости вы пьете, с горя или просто так.

– С горя! - пылко объявил Тримбл. - Только с горя!

– Один момент, - и, взмахнув салфеткой, бармен отвернулся. Несколько секунд он жонглировал бутылками, а потом поставил перед Тримблом бокал с мутноватой желтой жидкостью. - С вас сорок центов.

Тримбл заплатил и завороженно уставился на бокал. Бокал манил его. И пугал. Он чаровал и внушал ужас, как вставшая на хвост кобра. Тримбл все еще смотрел на желтую жидкость, когда пять минут спустя его сосед, широкоплечий верзила, небрежно протянул волосатую лапу, взял бокал и одним махом осушил его. Только Тримбл мог стать жертвой подобного нарушения кабацкой этики.

– Всегда рад услужить другу, - сладким голосом сказал верзила, а глаза его добавили: "Только пикни у меня!"

Не возразив, не запротестовав, Тримбл понуро вышел из бара. Презрительный взгляд бармена жег ему спину. Хриплый хохот завсегдатаев огнем опалял его затылок и уши.

Благополучно выбравшись на улицу, он предался тоскливым размышлениям. Почему, ну почему все пинки и тычки выпадают на его долю? Разве он виноват, что не родился дюжим хулиганом? Он уж такой, какой есть. И главное, что ему теперь делать?

Конечно, он мог бы обратиться к этим… к психологам. Но ведь они же - доктора. А он смертельно боялся докторов, которые в его сознании ассоциировались с больницами и операциями. К тому же они, наверное, просто его высмеют. Над ним всегда смеялись с тех пор, как он себя помнил. Есть ли хоть что-нибудь в мире, чего он не боялся бы? Хоть что-нибудь?

Рядом кто-то сказал:

– Только не пугайтесь. Я думаю, что смогу вам помочь.

Обернувшись, Тримбл увидел невысокого иссохшего старичка с белоснежными волосами и пергаментным морщинистым лицом. Старик смотрел на него удивительно ясными синими глазами. Одет он был старомодно и чудаковато, но от этого казался только более ласковым и доброжелательным.

– Я видел, что произошло там, - старичок кивнул в сторону бара. - Я вполне понимаю ваше состояние.

– Почему это я вас заинтересовал? - настороженно спросил Тримбл.

– Меня всегда интересуют люди. - Он дружески взял Тримбла под руку, и они пошли по улице. - Люди ведь куда интереснее неодушевленных предметов. - Синие глаза ласково посмеивались.- Существует непреложное правило, что у каждого есть какой-то выдающийся недостаток, или, если вам угодно, какая-то главная слабость. И чаще всего это - страх. Человек, не боящийся других людей, может испытывать смертельный ужас перед раком. Многие люди страшатся смерти, а другие, наоборот, пугаются жизни.

– Это верно, - согласился Тримбл, невольно оттаивая.

– Вы - раб собственных страхов, - продолжал старик. - Положение усугубляется еще и тем, что вы отдаете себе в этом полный отчет. Вы слишком ясно сознаете свою слабость.

– Еще как!

– Об этом я и говорю. Вы знаете о ней. Она постоянно присутствует в вашем сознании. Вы неспособны забыть про нее хотя бы на минуту.

– Да, к сожалению, - сказал Тримбл. - Но, возможно, когда-нибудь я сумею ее преодолеть. Может быть, я обрету смелость. Бог свидетель, я сотни раз пробовал…

– Ну, разумеется, - морщинистое лицо расплылось в веселой улыбке. - И вам недоставало только одного - постоянной поддержки верного друга, который никогда не покидал бы вас. Человек нуждается в ободрении, а иной раз и в прямом содействии. И ведь у каждого человека есть такой друг.

– А мой где же? - мрачно осведомился Тримбл. - Сам себе я друг - хуже некуда.

– Вы обретете поддержку, которая дается лишь немногим избранным, - пообещал старец.

Он опасливо оглянулся по сторонам и опустил руку в карман.

– Вам будет дано испить из источника, скрытого в самых недрах земли.

Он достал узкий длинный флакон, в котором искрилась зеленая жидкость.

– Благодаря вот этому вы обретете уши, способные слышать голос тьмы, и язык, способный говорить с ее порождениями,

– Что-что?

– Возьмите, - настойчиво сказал старец. - Я даю вам этот напиток, ибо высший закон гласит, что милость порождает милость, а из силы родится сила. - Он вновь ласково улыбнулся. - Вам теперь остается победить только один страх. Страх, который мешает вам осушить этот фиал.

Старец исчез. Тримбл никак не мог сообразить, что, собственно, произошло: только секунду назад его странный собеседник стоял перед ним, и вот уже сгорбленная фигура исчезла среди пешеходов в дальнем конце улицы. Тримбл постоял, посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на свои пухлые пальцы, на зажатый в них флакон. И спрятал его в карман.

Тримбл вышел из кафетерия на десять минут раньше, чем требовалось для того, чтобы вернуться в контору вовремя. Его желудок не был ублаготворен, а душу грызла тоска. Ему предстояло выдержать либо объяснение с директором, либо объяснение с Мартой. Он находился между молотом и наковальней, и это обстоятельство совсем лишило его аппетита.

Он свернул с улицы в проулок, заканчивавшийся пустырем, где ее было снующих взад-вперед прохожих. Отойдя в дальний конец пустыря, он достал сверкающий флакон и принялся его разглядывать.

Содержимое флакона было ярко-зеленым и на вид маслянистым. Какой-нибудь наркотик, а то и яд. Гангстеры перед тем, как грабить банк, накачиваются наркотиками, так как же подействует такое снадобье на него? А если это яд, то смерть его, быть может, будет тихой и безболезненной? Будет ли плакать Марта, увидев его застывший труп с благостной улыбкой на восковом лице?

Откупорив флакон, он поднес его к носу и ощутил сладостный, почти неуловимый аромат. Лизнув пробку, он просел кончиком языка по небу. Жидкость оказалась крепкой, душистой и удивительно приятной. Тримбл поднес флакон к губам и выпил его содержимое до последней капли. Впервые в жизни он решился рискнуть, добровольно сделать шаг в неизвестное.