Клиффорд Саймак - Мастодония

Затем однажды, далеко за полночь, Куртни вошел в ворота.

– Я не звонил из Ланкастера, – пояснил он, – потому что быстрее всего было схватить машину и приехать. – Он взял коктейль, предложенный ему Беном, опустился на стул. Этот мужчина выглядел усталым и опустошенным.

– Днем и ночью, – сказал он, – мы заседали днем и ночью последние три дня. Боже, я надеюсь, мне никогда больше не придется пережить такого.

– Ты был на переговорах? – спросил Бен.

– Именно. Я думаю, что мы уже все решили. Я никогда не видел таких упрямых сукиных сынов за всю свою жизнь, как с той, так и с другой стороны, как от правительства, так и от зачинщиков. Я должен был бороться и с теми, и с другими. Сколько раз я принимался объяснять им, что Ассоциация Перемещений Во Времени имеет наибольшую долю в деле, что мы защищаем свои интересы и что без нас никто ничего не сможет сделать.

Он осушил бумажный стаканчик, который ему подали, и отставил его. Бен снова подлил туда жидкости.

– Но теперь, – сказал Куртни, – я думаю, у нас есть все. Документы подписаны. Как в них зафиксировано, если никто из этих ублюдков не переменит своего решения, мы организуем в миоцен дорогу во времени бесплатно. Я должен был сделать эту уступку. Точка зрения правительства такова, что программа будет стоить столько, что оно разорится, выплачивая нам нашу долю. Я-то в это не верю, но больше ничего сделать не мог. Если бы я отказался, переговоры зашли бы в тупик. Правительство, я думаю, выискивало повод увильнуть от них. Мы только предоставляем им дорогу во времени – и все. Только скажи им – вот она, а дальше пусть сами о себе заботятся. В обмен на это госдепартаментский запрет будет отменен, все останется, как есть, и это не будет нам стоить ничего. Нам даже не навяжут правительственной регуляции ни в какой форме – ни в государственной, ни в федеральной, ни в какой-нибудь еще. И более того, переговоры и на этот раз чуть не были сорваны. Мастодонию согласились рассматривать, как независимый штат.

Я посмотрел через комнату на Райлу – она улыбалась, улыбалась впервые за все эти дни. И каким-то образом я понял, о чем она думает – о том, что теперь мы можем приступить к строительству этого дома в Мастодонии.

– Думаю, – сказал Бен, – что это достаточно хорошо. Ты хорошо сделал свое дело, Курт. Пожалуй, у нас в любом случае были бы неприятности, согласись мы принять от правительства плату в каком бы то ни было виде.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Хайрам. Все обернулись и поглядели на него.

Он, шаркая, сделал несколько шагов вперед.

– Мистер Стил, – сказал он. – Кошарик хотел бы, чтобы вы пришли. Он хочет вас видеть. Он говорит, что это важно.

Я поднялся, и Райла сказала:

– Я иду с тобой.

– Спасибо, – сказал я. – Не нужно. Мне нужно пойти в одиночку и выяснить, в чем дело. Может быть, ничего серьезного. Я ненадолго.

Но у меня было ужасное ощущение, что это вовсе не «ничто». Никогда раньше Кошарик за мной не посылал.

Когда мы вышли из здания, Хайрам сказал:

– Он там, возле курятника.

– Оставайся тут. Я пойду один.

И я пошел через двор к курятнику, и там был Кошарик, на одной из яблонь. Как только я подошел к дереву, то почувствовал, что он устремился ко мне. Через несколько мгновений мне показалось, что мы вдвоем в каком-то месте, недоступном ни для кого.

– Я рад, что ты пришел, – сказал он, – мне хотелось видеть тебя, прежде чем я исчезну. Я хотел тебе сказать…

– Что?! – закричал я. – Ты уходишь? Кошарик, ты не можешь уйти. Не сейчас. Зачем тебе уходить?

– Ничего не поделаешь, – сказал Кошарик, – я изменяюсь еще раз. Я же рассказывал тебе, как это было прежде, еще на моей родной планете, еще до Центра, после моего начала…

– Но что это за изменение? Почему ты должен изменяться?

– Здесь от меня ничего не зависит. Это на меня находит. Я не делаю этого сам.

– Кошарик, это изменение, которого ты желаешь?

– Думаю, что так. Я еще не спрашивал себя. И еще чувствую себя счастливым из-за этого. Я собираюсь домой.

– Домой? Обратно на планету, где ты родился?

– Нет. В Галактический Центр. Теперь я знаю, что мой дом там. Знаешь, Эйса, что я думаю?

– Нет, не знаю.

– Я думаю, что становлюсь богом. Когда я вернусь, то буду одним из них. Наверное так они и возникают. Они эволюционируют и из других жизненных форм. Не знаю, но думаю, что в один прекрасный день буду знать. Мое ученичество заканчивается. Я вырос.

Я был в пустоте, в черной глубине пустоты, и душу мое грызло сознание, что не потеря способности Кошарика строить для нас дороги во времени, а потеря самого Кошарика породила эту пустоту.

– Эйса, – сказал он, – я собираюсь домой. Я потерял было дорогу, но теперь знаю путь и собираюсь домой.

Я ничего не сказал. Я ничего не мог сказать. Пустота поглотила меня.

– Друг мой, – сказал он, – пожалуйста, пожелай мне доброго пути. Я хочу унести с собой твое пожелание.

Я сказал слова, перевернувшие меня, словно кровоточащие куски мяса вырывали из моего тела. Я хотел сказать их, я должен был сказать их, но, сказанные, они причиняли мне боль:

– Кошарик, я желаю тебе самого лучшего. От всей души я желаю тебе удачи. Я теряю тебя, Кошарик.

Он исчез. Я не видел, как он уходил, но знал, что его больше нет. Ниоткуда пронесся холодный порыв ветра, и черная пустота сменилась серостью, которая превратилась в ничто, и вот я снова стою в заброшенном саду, возле курятника, глядя на опустевшую яблоню.

На землю спустились сумерки, в какую-то минуту автоматически включились прожектора и усадьба превратилась в кричащий кошмар, со стражами в униформе, тяжело ступающими вдоль забора туда и назад. Но эти несколько мгновений темноты были мне нужны, они были милосердны, я ждал их.

Когда вспыхнул свет, я повернулся и направился к зданию офиса. Я боялся, что буду пошатываться, но нет. Я шел связанно, прямо, как сломанная игрушка. Хайрама нигде не было, и Боусера тоже. Более чем вероятно, что он где-то охотился на сурков, хотя для этого было немножко поздно. Обычно они уходили в поход вскоре после заката.

Я вошел в офис. Увидев меня, они прекратили разговор и сидели, выжидательно глядя на меня.

– Ну? – спросила Райла.

– Кошарик ушел, – ответил я.

Бен одним махом вскочил на ноги.

– Ушел? – закричал он. – Куда это он ушел?

– Он отправился домой, – сказал я. – Он хотел попрощаться. Это все, чего он хотел: попрощаться.

– Разве ты не мог остановить его?

– Бен, не было никакой возможности остановить его. Он вырос, понимаешь ли. Время его ученичества прошло.

– Минуточку, – сказал Куртни, пытаясь быть спокойным. – Он вернется, не правда ли?

– Нет, – ответил я. – Он изменился. Превратился во что-то еще.