Лариса Петровичева - Следы на воде

… Я плакал в третий раз в жизни. Таращился в потолок, от которого начала отлетать штукатурка, а по щекам текли слезы в три ручья. У меня могла бы быть семья. И пусть приемный отец бил по рукам за взятый без спроса пирожок, а мать никого, кроме себя, не замечала — все же это была семья. И сейчас я не был бы таким одиноким и опустошенным, зная: есть люди, которым я не чужой… Могло ли так случиться на самом деле? Или это просто чудеса в работе мозга..?

Денис сел напротив Анны, поправил разложенные перед собой бланки тестов и сказал:

— Тестирование проходит в два этапа. На первом вы должны будете ответить на вопросы; отвечайте быстро, записывайте первый же ответ, какой придет в голову. Если будете лукавить, то приборы это уловят. Второй этап — это практика, психологическая игра.

Его голос в микрофонах звучал не слишком четко, хотя у Дениса отменная дикция. Сказывается бывшая работа на радио.

Анна кивнула и, придвинув к себе бумаги, погрузилась в размышления.

С вопросами она расправилась за восемь минут, причем контролировавший ложь механизм не сработал ни разу. Серапион очень неприятно ухмыльнулся. Таких вот фирменных оскалов у него целая коллекция, и при этом один другого гаже.

— Кажется честная… Как же она собирается нас обмануть?

— Может, и не собирается, — сказал я, глядя, как Денис присчитывает результаты и вносит их в компьютер. Серапион поджал губы.

— Еще как.

Я сразу вспомнил как такими же тестами он изводил плачущую Марину. Двое суток потратил, инквизитор, и трудился сам, лично, не прячась ни за чьи спины.

— А если она просто человек, как ты и я? или не знает, что ведьма?

Серапион подарил мне взгляд, полный брезгливого сочувствия. И на этого человека я потратил столько времени, написано было на его пухлой физиономии.

— Прямо, не знает…

Электронное нутро компьютера все еще обрабатывало результаты. Денис предложил Анне минеральной воды; она очень вежливо отказалась.

— Или просто контролирует себя?

— А, ты же еще не был на наших тестах, — протянул Серапион. — Если мимику и сердцебиение в принципе контролировать можно, то давление, потоотделение и сужение-расширение зрачков контролю разума не подчиняется.

— Но если сильная ведьма-то, — промолвил я. Серапион собрался было ответить, но тут компьютер переварил-таки тесты, и Денис вынул из одного из конвертов аккуратную стопочку карточек.

Стандартный тест. Помнится, даже я в институте проходил, с нулевым, правда, результатом.

— Итак, Анна, приступим ко второму этапу. На этих карточках пять фигур: круг, квадрат, треугольник, зигзаг и отрезок. Я сейчас буду выкладывать на стол эти карты рубашкой верх; вы же на своем листе рисуйте ту фигуру, которая, по вашему мнению, изображена на моей карточке.

Я заметил, как напрягся Серапион. Его гладкое щекастое лицо окаменело, приобрело суровую монументальность. Наверно, Марина выбила пять из пяти.

У Анны получилось попроще, только три из пяти — перепутала зигзаг с отрезком. Я задумался, можно ли считать отрезок и зигзаг фигурами, а Серапион вдруг нахмурился и воскликнул:

— Ты смотри! В яблочко…

На листке Анны красовались те же фигуры, что и на карточках. Абсолютно те же: крошечный кружок, тощий неравносторонний треугольник, ромб, отрезок и точная копия зигзага, словно Анна подглядела рисунки.

— В яблочко…, - шепотом повторил Серапион и расслабленно размяк в кресле.

Смотреть, что там будет дальше, но не стал. Просто поднялся и поплелся в буфет. Мне все было ясно, только я не мог в этом признаться даже себе, и теперь не имелось смысла за Анной наблюдать: можно посидеть за столиком буфета, попивая вкуснейший, совершенно не общепитовский разливной чай, и дождаться, когда войдет Серапион со смятыми листками бумаги в мощной длани и с радостным «Ведьма!» на устах.

Конечно, никаких санкций к Анне никто не применит. Пока. А вот потом… Когда заболеет соседка по общаге, умыкнувшая из ее кастрюли курицу. Когда бросившего ее парня собьет машина. Когда у преподавателя, поставившего двойку, вдруг откроется малопонятная хворь. Собственно, предъявлять обвинение малефиции можно прямо сейчас: Кирилл Каширин, сотрудник следственного отдела при епархии, попал в больницу после того, как посидел с ней рядом на концерте в Доме Литератора.

Я усмехнулся не хуже Серапиона. Неплохо жить в правовом государстве, в мире, где официально признано существование экстрасенсорных воздействий личной природы, проще выражаясь, волшебства. Недурно.

Вошедшего в буфет высокого стройного мужчину, несмотря на жару одетого в черное, я в нашей конторе раньше не видел. А он окинул взглядом заведение и решительно направился прямо к моему столику. В руке у него я заметил цветы. Васильки и ромашки, очень милый маленький букет. Незнакомец выдернул из-под стола табурет, уселся на него и произнес:

— Я тебя предупреждал, чтобы ты оставил Анну в покое?

Вот ты какой, северный олень. Ничего не скажешь, красавец. Чернявый-кучерявый. А ведь я его где-то уже видел.

— А ты кем будешь, милый друг? — как можно более нагло осведомился я. Не люблю, когда мне угрожают всякие светло-синие. И ненавижу, когда подсаживаются без приглашения.

Карие глаза незнакомца рассматривали меня с нескрываемым любопытством. Так вы будете изучать комара, посмевшего больно цапнуть вас за палец, буде вам посчастливится поймать гада за крылышки.

— А до тебя, я так понимаю, не сразу доходит? — ласково проговорил кучерявый.

— Не звони, Римский, никуда, хуже будет, — передразнил я кучерявого. — А я прямо испугался. Ничего твоей Анне плохого не сделают.

Незнакомец вздохнул. Примерно такие звуки люди издают, когда идут на сделку с совестью и совершают, в общем-то, не очень хороший поступок. Посмотрел в сторону и вдруг хлестнул меня по лицу своим букетиком!

М-мать! У него в цветочках что, лом? От боли, пронизавшей челюсти я заревел диким ведмедем и натурально попробовал дать сдачи. Да, лучше бы и не пытался. Когда я засадил кучерявому кулаком по зубам, то рука моментально повисла плетью. С таким же успехом можно было бы колотить статую.

Буфетчица завизжала благим матом и кинулась звать охрану. Она убралась от прилавка очень вовремя: кучерявый незнакомец сгреб меня в охапку, выдернул из-за стола и швырнул на стойку. Посыпались бутылки и банки, зазвенело стекло, разбиваемое моей многострадальной башкой, и я почувствовал, как по затылку и шее полилась кровь. Кучерявый легко перепрыгнул за прилавок и склонился надо мной, довольно обозревая содеянное. Я копошился на полу, кое-как пытаясь подняться и разрезая ладони о бутылочные осколки. Глаза заливала кровь: проклятый букетик рассек весь лоб; про шатающиеся зубы умолчим.