Кристофер Сташефф - «Если», 1996 № 01

Изнемогая под бременем вины, печали и отчаяния, Элрик Мелнибонэйский молил богов, чтобы на сей раз Танелорн смог исцелить и его.

ЧАСТЬ III

ТРОЕ В ОДНОМ

Глава 1

Вечный Танелорн

За столетия своего существования Танелорн выглядел по-разному, однако неизменно оставался прекрасен.

Солнечные лучи падали на серебристые башни, на зубчатые стены, купола и крыши домов. Над шпилями реяли знамена — обыкновенные, не боевые, ибо те воины, что приходили в Танелорн, искали не битв, а покоя.

Никто не знал, когда Танелорн построен; впрочем, кое-кому было известно, что город существовал на заре мироздания и будет существовать и после конца света — вот почему его называют Вечным Танелорном.

С Танелорном были связаны судьбы многих героев и богов, а Владыки Хаоса ненавидели город за то, что он существует вне времени, и неоднократно пытались разрушить его. К северу находились равнины Илмиоры, королевства, в котором восторжествовала справедливость; к югу лежала Шепчущая Пустыня, бескрайние пространства песка, над которыми беспрерывно задувает ветер. Илмиора представляла Порядок, а Шепчущая Пустыня, естественно, являлась образом Хаоса. Те, кто в ней обитал, не служили ни Порядку, ни Хаосу, то есть не участвовали в Космическом Противостоянии, которое постоянно провоцировали Владыки Вышних Миров. В Танелорне не было ни предводителей, ни бессловесных овец, горожане, многие из которых были в прошлом знаменитыми воинами, уважали друг друга. Что касается Ракхира, он пользовался едва ли не наибольшим уважением, и с ним часто советовались.

У низкой западной стены города притулился двухэтажный домик, на лужайке перед которым росло множество цветов. Сложенный из розового я желтого мрамора, этот дом отличался от большинства тем, что имел островерхую крышу. Принадлежал он Ракхиру. Хозяин, сидя на деревянной скамье, наблюдал за расхаживавшим по лужайке гостем, своим старинным приятелем Элриком Мелнибонэйским.

Наряд принца составляли простая белая рубашка и черные шелковые брюки; молочно-белые волосы перехватывала над лбом черная лента. Меряя шага~ ми лужайку, Элрик не поднимал на Ракхира глаз.

Алому Лучнику не хотелось донимать Элрика вопросами, однако еще сильнее ему не нравилось нынешнее состояние принца. Он надеялся, что Танелорн подарит Элрику покой, прогонит одолевавших друга призраков прошлого, однако этого не произошло: Элрик не сумел найти покоя даже в Танелорне.

— Друг мой, ты провел в Танелорне целый месяц и все никак не успокоишься, — проговорил Ракхир, нарушив молчание.

— Увы, — согласился Элрик с печальной улыбкой. — Прости, Ракхир, гость из меня не слишком учтивый.

— Что тебя тревожит?

— Да так, ничего особенного. Просто мне, похоже, не суждено обрести покой. Мою печаль разгоняет только хорошая драка. Понимаешь, Ракхир, Танелорн не для меня.

— По-моему, любая хорошая драка лишь усиливает печаль. Или я не прав?

— Прав, конечно. Тем не менее… Эта раздвоенность преследует меня не первый год, с тех самых пор как я спалил Имррир — или даже раньше.

— Мне кажется, подобные мысли возникают у всех.

— Ну да, каждый человек задумывается о том, имеется ли у жизни смысл и можно ли его найти…

— Откровенно говоря, в Танелорне мне такие мысли в голову не приходили, — сказал Ракхир. — И надеялся, что с тобой произойдет то же самое, но, к сожалению, ничего не вышло. Ты останешься у нас?

— Наверное. Я по-прежнему хочу отомстить Телебу К’аарне, но не имею ни малейшего понятия, где его искать. И потом, как верно подметил то ли ты, то ли Хмурник, рано или поздно Телеб К'аарна отыщет меня сам. Помню, в прошлый раз ты предлагал мне привезти сюда Киморил и забыть об Ииркуне. Жаль, что я тогда тебя не послушал. Знаешь, из ночи в ночь видеть во сне мертвую возлюбленную…

— Помнится, ты упоминал про колдунью, которая похожа на Киморил…

— Майшелла? Та, что именует себя Владычицей Рассвета? Впервые я увидел ее во сне, причем непонятно было, кто же из нас спал. Мы помогали друг другу ради общей цели, но теперь между нами все кончено.

— А ты не думаешь…

— Между нами все кончено, Ракхир.

— Как скажешь.

Друзья снова замолчали. Тишину нарушали разве что птичьи трели да плеск воды в фонтанах.

Некоторое время спустя Элрик вдруг круто повернулся и направился в дом. Ракхир проводил его озабоченным взглядом.

Вскоре принц снова вышел наружу — подпоясанный ремнем, на котором висел его рунический клинок Бурезов. Вдобавок, он натянул походные сапоги и накинул на плечи белый шелковый плащ.

— Пожалуй, возьму коня и поскачу в пустыню, — сказал он. — Быть может, хоть так развеюсь.

— Будь осторожен, Элрик. Пустыня коварна, в ней много ловушек.

— Хорошо.

— Возьми каурую. Ей к Пустыне не привыкать.

— Спасибо. Думаю, вернусь к утру.

Элрик широким шагом направился к конюшням. Белый плащ, развевавшийся у него за плечами, наводил на мысль о внезапно поднявшемся над морем тумане.

Зацокали копыта. Ракхир привстал с лавки и увидел, что Элрик, пустив каурую с места в галоп, поскакал к северной стене, сразу за которой начиналась Шепчущая Пустыня.

— Куда он направился, Ракхир? — осведомился Хмурник, который вышел из дома с большим яблоком в руке и рукописным свитком под мышкой.

— Развеяться в Пустыне.

— Хм… — Элуэрец задумчиво надкусил яблоко.

— Что-то я не уверен, что это ему удастся.

— По-моему, он ищет не покоя, а чего-то иного. Такое впечатление, что порой им управляют посторонние силы.

— Полагаешь, сейчас как раз такой момент?

— Вполне возможно.

Глава 2

Возвращение колдуньи

Ветер гнал песчаные волны, дюны казались огромными валами, что накатывались на черневшие тут и там скалы, остатки горного кряжа, с которым расправилось время. А над песками разносился звук, похожий на необычайно протяжный вздох, словно они шептали о том, что кануло в небытие и оплакивает свою кончину.

Элрик накинул капюшон плаща, чтобы закрыть лицо от солнца, ослепительно сверкавшего на голубом со стальным отливом небе.

Однажды, подумалось ему, я тоже обрету вечной покой и, может быть, тоже примусь оплакивать свою смерть.

Он отпустил поводья, предоставив каурой самостоятельно выбирать путь, и выпил воды из прихваченной с собой фляжки.

Казалось, пустыня не имеет ни конца, ни края. В ней не было ровным счетом ничего живого — ни растений, ни животных, ни птиц.