Владимир Покровский - Повести и Рассказы (сборник)

— Что случилось? — Я прекрасно знал, что случилось, я чуть не попался, я подумал о пауке слишком открыто, но Борис не успел уловить — он вслушивался во внешний разговор, да и лицо Жозефа с непривычки ошарашивало.

— Я вам не помешал?

— Что случилось?

— Но я вижу — у вас гости! — он не позволил себе вглядеться в Бориса, сразу отвел глаза, однако удивления скрыть не мог.

— Жозеф, почему тревога?

— О, ничего такого, мадам. Это даже не тревога, а так, небольшая забота, и я был бы очень признателен вашему мужу…

— Кто? — не вытерпел я.

— Ипритовый паук. О, совсем небольшой паучок, уверяю вас, мы с ним быстро…

— Жди у вертолета.

— Но у вас гости!

Я выключил телефон, снял со стены стоп-ружье, коротко извинился и пошел к выходу. Это был тонкий момент. Борис глубоко сидел на крючке, по моим расчетам он никак не мог оторваться от Зофьи и увязаться за мной, но в принципе такая опасность существовала, и поэтому надо было спешить, не давать ему времени на раздумье.

— Что случилось? Может быть, я с тобой?

— Сиди. Я скоро, там ерунда. Минут пять-десять.

Я вышел, заковылял к вертолету, около которого уже вертелся Жозеф. Через Бориса я видел, как жена принялась объяснять, что произошло.

Нет, я все-таки пойду с ним, — Борис поднялся со стула, но Зофья тронула его за руку.

— Останьтесь, — сказала она, и вы бы слышали, каким тоном! — Он прекрасно справится сам.

Он послушно сел рядом и повернул к ней немеющее лицо.

Ипритовый паук — невероятно прожорливая, невероятно плодовитая всеядная тварь, одно из немногих животных, которым люди позволяют жить на Куулу в относительно близком соседстве с собой. Он похож на бурдюк павлиньей расцветки четырьмя лапами и несколькими выхлопными хоботами, через которые в момент опасности или охоты выстреливается парализующий газ, для человека безусловно смертельный. Генная память паука, как и всей фауны Куулу, нестабильна — следствие экологического взрыва, о котором я уже говорил. На практике это значит, что даже особи одного подвида не имеют единой анатомии, то есть каждая особь — уникум. У нас поэтому разрешен только фиксирующий отстрел, который не разрушает тела животного. Фиксированные туши мы обязаны, видите ли, отсылать на Землю или близкие к ней центры, другими словами, ждать оказии, а потом уговаривать командира, который, разумеется, не горит желанием принимать на борт такой сомнительный груз.

Любимое лакомство ипритового паука — прыщеног в период течки. Он идет за мускусом, как земной кот за валерьянкой. Его трудно убить. Единственный жизненно важный центр — мозгожелудок — блуждает по всему телу. Чтобы попасть в него, нужен немалый опыт. Все зависит от того, какую позу принял паук перед выстрелом. У меня такой опыт есть.

Нам попался паук, легкий для фиксации — у него было только три хобота. Сверкая хитиновыми щитками, он мчался прямо на поселок, этакая скотинка высотой в шесть метров.

Мы надели маски, я поднял ружье и прицелился. В этот раз охота была для меня трудной: я не мог, да и не хотел сосредотачиваться на пауке, меня волновало то, что творилось дома. Я слышал неясное бормотание сбивчивых мыслей своего двойника, чувствовал биение его сердца, вместе с ним волновался, но слов не слышал. А слышать очень хотел и потому пропустил момент, когда паук принял позу «роженица», на ходу сбросив яйцо.

— Надо было стрелять, — мягко сказал Жозеф.

— Он промахнулся, — пробормотал Борис.

— Кто? — спросила Зофья.

Мы уничтожили яйцо, догнали паука и помчались вместе с ним дальше. Он, наконец, заметил нас и угрожающе выставил центральный хобот, самый толстый. Но близкий запах околдовал его, он несся, не разбирая дороги, от возбуждения всхрапывая и пуская облачка желтоватого газа. Они сидели близко, чуть не касаясь друг друга. Когда из-за пригорка вырос поселок, Зофья снова, теперь уже не маскируя случайностью, дотронулась до Бориса, и Жозеф спросил:

— Вам плохо?

— Занимайся своим делом!

— Извините.

Паук наткнулся на жвалы прыщенога, принял позу «омега», при которой мозгожелудок находится в центре тела с вероятностью ноль девяносто два, и я выстрелил.

— Вы его любите?

— Да. (Теперь остро, остро все слышалось!)

— Он много думает о вас. Я знаю.

— Наверное, это очень неудобно — все время читать чужие мысли.

— Вы знаете, они как бы мои.

Тут особой разницы нет.

Разницы нет.

Стрелять пришлось еще четыре раза, прежде чем он застыл. Некоторые пауки имеют привычку после неудачного выстрела замирать притворно, поэтому для проверки фиксации я выпустил в него болевой заряд. Все три хобота торчали кверху, лапы вывернуты — типичная омега, приятный сюрприз какому-нибудь музею.

— Убил, наконец, — хмуро сказал Борис, и, словно возражая ему, Жозеф произнес устало:

— Доконал нас этот паук.

Спустя минуту отказали рули. Все шло точно по плану, на удивление точно, и это настораживало. Я сообщил домой о поломке, сказал, что задержусь на полчаса, и мы сели. Борис радовался и одновременно стыдился своей радости, и не хотел думать о том, что я могу все прочесть. Он не знал, на каком свете находится, как себя вести, что можно и чего нельзя говорить Зофье. Нужно было молчать, однако и молчание получалось многозначительным. Меня больше интересовало, что происходит с Зофьей, а он, скотина, все время думал о ней, но не видел ее, видел только движения, но не вникал в их смысл, слышал только голос, интонацию, искал в нем хотя бы намек на согласие, но слов не слышал. Невейский порошок знает свое дело.

Зофья, бедняжка. Она, похоже, и впрямь не видела разницы между нами.

— …Как вам, наверное, трудно. Я не представляю, если бы такое случилось со мной.

— Это ему трудно…

Жозеф нашел лопнувшую трубку, и мне показалось, что он заметил надпил, хотя все было сделано аккуратно. Борис посмотрел ей в глаза и протянул руку к ее лицу. Я вдруг понял, что сейчас случится, я почему-то надеялся, что все произойдет позже, ночью, я думал, что эти полчаса будут только прелюдией. Но Зофья уже не играла, она взяла его за руку и прижала к щеке.

А Жозеф как назло возился с новой трубкой, копуша. То она у него падала, то никак не хотела вставляться, то вставлялась, но не так.

— Быстрее, черт! Дай-ка!

Я оттолкнул его в сторону и на мгновение поймал его удивленный взгляд, вы не представляете, акая мимика у искусственного лица. Перекошенная. В момент я вставил трубку, торопливо заполз в кабину, взмыл кверху. Жозеф что-то кричал снизу, махал руками, но не до него было, не до него, они целовались.