Владимир Аренев - Паломничество жонглера (фрагмент)

- Вы просто прелесть, господин Кайнор! Так хорошо разбираться в политике...

Гвоздь поморщился. У чернявой были свои любимые словечки, которые он с некоторых пор терпеть не мог. И если за время путешествия господин Туллэк сильно сдал, то графинька наоборот, словно ожила, вдохнув вольного (и довольно пыльного) ветра дорог. Иногда ее жизнерадостность казалась даже неприличной, если вспомнить о недавно почившем отце.

- Странствующему жонглеру хорошо разбираться в политике так же необходимо, как наемнику знать, с какой стороны браться за меч, графиня.

- В таком случае держите свой меч покрепче, господин Кайнор. Думаю, в этом городе он может нам пригодиться.

"Я бы предпочел, чтобы не пригодился, - подумал он. - И пусть кто угодно обвиняет меня за это в малодушии ".

Гвоздь выглянул из окна экипажа: тот сейчас катил по улице Двух Раззяв. Грохот колес по булыжникам и цоканье лошадиных подков гулким эхом отражались от стен, но ничуть не тревожили ни драных, но гордых голубей на карнизах, ни, тем более, жирных свиней, валявшихся прямо на мостовой. Вместо того, чтобы уступить дорогу двуполке, эти пятнистые полудикие твари визжали и пугали лошадей. Дальмин вовсю орудовал хлыстом, размотав его на полную длину и охаживая хавроний по покрытым засохшей грязью бокам. Пастушата, которым надлежало приглядывать за свиньями, визжали не хуже своих подопечных и пытались - безуспешно! - отогнать их из-под Дальминового хлыста.

Как обычно бывает в таких случаях, собралась масса зевак, которые зубоскалили и давали бесплатные советы обеим конфликтующим сторонам; впрочем, не только бесплатные, но и бессмысленные.

- Это надолго, господин Кайнор? - спросила через перегородку графинька.

- Все зависит от того, куда мы направляемся.

- Куда-нибудь в центр, где есть приличные гостиницы.

- Приличных в вашем разумении нет ни в этом городе, ни в двух-трех ближайших, графиня. Но недорогое заведение, где пиво не пахнет мочой, а в кашу не добавляют отвар из кошачьих костей, я знаю.

- Тогда будьте добры, скажите Дальмину, куда править.

- Охотно, графиня.

Дверца экипажа открылась только наполовину: улицы здесь были слишком узкими. Но Гвоздь протиснулся в образовавшуюся щель и поднялся на крышу двуполки.

- Ну-ка, позволь, - он отобрал у кучера хлыст. - Па-асторонись! Кайнор клал удары направо и налево, посвистывая и выкрикивая предупреждения. Народ быстрехонько понял, что потеха закончилась, и счел за лучшее не путаться под ногами коней, а поберечь плечи и спины.

- Сразу видно, что ты давно не выезжал со своей госпожой в пригород, заметил Гвоздь, когда они миновали улицу Двух Раззяв и загрохотали в направлении "Блудливого Единорожца".

Дальмин только отмахнулся:

- Что есть, то есть. По правде-то сказать, госпожа предпочитает конные прогулки, а если и выбирается куда-нибудь, то не на этакой огромадине, а в экипажах поскромнее. Вот старый граф - тот был любитель поколесить по стране: паломничества, легендарные места славных деяний, могилы героев всяких...

- Что, верил во все это?

- Не то, чтоб верил... - Дальмин задумался, почесал небритую щеку с уже начавшей проступать сединой. - Нет, сдается мне, не верил он. Просто интересовался всем этаким. Ну, вроде как ученые или чародеи интересуются.

- Но ведь граф не был ни тем, ни другим, так?

- Не был. Однако, согласитесь, господин Кайнор...

- "Гвоздь" и на "ты", мы же уже договаривались.

- Да. Так вот, согласись, Гвоздь, что высокие господа с тугими кошельками могут позволить себе многое. Опять же, старый граф был за Хребтом и, говорят, навидался там всякого. Меня-то самого зверобоги миловали...

- Значит, говоришь "просто интересовался"... - пробормотал Гвоздь. О! - воскликнул он, указывая кнутовищем, - вот мы и приехали. "Блудливый Единорожец", собственной персоной.

- Осталось только загнать во двор этот гроб на колесах, - вздохнул Дальмин.

- Не переживай, приятель, я помогу, - подмигнул ему Гвоздь, у которого резко поднялось настроение - ведь все шло именно так, как он задумал.

* * *

...падение - как всегда.

И разноцветные ленты.

И чужой издевательский смех; нечеловеческий. "Найденыш! Найдены-ы-ыш!"

Проваливаясь в чересполосицу бездонного сна, Фриний вздрогнул и попытался оглянуться, ведь когда-то давно именно так его и звали Найденышем.

Он увидел густой монастырский сад - ту его часть, где заросли крапивы и будяка были изъязвлены потайными ходами, о которых знали только Непосвященные. Босоногие мальчишки с расцарапанными голенями и мозолями на коленях - у них нечасто появлялся часок-другой свободного времени; а уж когда появлялся, они старались сбежать подальше от наставников обители и храмовых служек. Если это удавалось, до сумракового колокола можно было безраздельно распоряжаться самими собой и делать что угодно: играть в "лягушку" и "подбери язык", обмениваться запретными историями и сальными шуточками насчет кое-кого из монахов, наконец - дрыхнуть, не беспокоясь, что пинок ноги в деревянной сандалье разбудит тебя... - но все это лишь до сумракового колокола. Однажды Фриний (тогда еще просто Найденыш) проспал и не успел вовремя вернуться в обитель - и те двадцать розг долго потом отдавались в его спине при каждом неосторожном движении. "Строгость необходима, ибо вы служите Сатьякалу, а зверобоги не терпят ленивых и непочтительных", - гнусавил в подобных случаях наставник Сморк. ("Представляешь, - сказал как-то Найденышу Птич, - он и когда через мост к вдовушке своей бегает, небось так же тянет: "необходи-има"!" Найденыш на это только невесело улыбнулся, стараясь держаться так, чтобы рубашка не касалась рубцов на спине).

...Да ладно, в общем-то розги доставались всем, и стоять во время молитвы на горохе тоже приходилось каждому из Непосвященных - и не по одному разу! Наставники не давали спуска никому - наверное, потому что когда-то давно их собственные наставники точно так же заставляли юных Сморка, Гилроша и Туфельдра вызубривать на память десятки страниц "Бытия" или носить в треснувшем кувшине воду от дальнего родника. Но главное, никого из Непосвященных они не выделяли, не взращивали себе любимчиков: все были равны перед Сатьякалом и его служителями. Все.

Что не мешало самим Непосвященным находить себе "мальчиков для шпынянья". В большинстве своем незаконнорожденные отпрыски вельмож, Непосвященные частенько попадали сюда уже "взрослыми", в возрасте пяти-шести лет, привыкшие к тому, что в отцовских замках все над ними потешались, дворня швырялась в них каштанами и даже псы норовили при случае цапнуть за пятку. И теперь эти бастарды, от которых столь удачно избавились (и которые, сколь бы малы ни были, прекрасно понимали это), - теперь они спешили отыграться. Они вечно грызлись промеж собой, но когда дело доходило до травли других Непосвященных - не бастардов, а просто сирот, которых иногда оставляли у ворот обители, - о, тогда все ссоры бывали забыты и вельможата выступали единым фронтом!