Юрий Манаков - Мультипликатор

Видя такое дело, я не смог отказать себе в удовольствии немного побутафорить. Схватился руками за якобы подбитый бок, громко и жалобно застонал и закачался на ногах. Вояка, тот который слева, попался на удочку, возрадовался и решил добить подранка. Замахнулся своей табуреткой, чтобы огреть меня по голове, но не успел. Я выполнил 'маваши' по бедру подъемом ступни и почти сразу же щелкнул ногой по табуретке второго солдатика. В результате первого удара вояка упал на колено, а вторым я разбил в щепки табуретку, оставив воина без оружия. После этого пошел на второй круг, но уже против часовой стрелки. Первому досталось 'майе-гери' снизу вверх, второму тоже самое, но слева направо. В результате оба вояки выпадали в осадок. Резко сократив дистанцию, я обеими руками одновременно вынул клинки из ножен у солдат. После чего кистевыми бросками переправил их наверх в общую кучу.

В этот момент стала открываться входная дверь. Я скользнул к ней и прислонился к стене, спрятавшись за притолокой. А в трактир, услышав шум драки, с ревом, пылая праведным гневом, ввалился десятый член футбольной команды. Тот, который так безобразно спал на улице у ворот и у которого вся физия была вымазана конским навозом. Я сделал ему переднюю подножку, вояка споткнулся и, когда, выставив перед собой руки, он начал падать вперед, вмазал ему ребром ладони по почкам. От души и с оттягом. Праведный гнев вояки как обрезало, он повалился плашмя на пол и, как карась вытащенный на берег, разевал в немом крике рот и шамкал губами, пытаясь сделать вдох. Я подхватил его за пояс и шкирку, вздернул вверх и головой вперед, с разворота отправил на полусогнутых ногах к дальней стене. В конце своей траектории он третий раз сбил с ног многострадального вояку, который с могучего бодуна явно не дружил с координацией, и сейчас направлялся ко мне, покачиваясь на заплетающихся ногах. Откат нормальный.

Дабы завершить основную часть побоища, подхватил сначала одного табуреточника и могутным ударом в солнечное сплетение переправил в кучу тел у дальней стены, а затем второго, тем же приемом, в тот же отстойник. Аллес.

Теперь остались не оприходованными лишь трое, - из которых двое так и не проснулись, а третий в очередной раз копошился в груде мебели, безуспешно пытаясь подняться.

Я бросил взгляд на трактирщика. Он присел за стойку. Сейчас из-за нее выглядывала лишь верхняя часть его головы, на которой выделялись полные ужаса глаза и фонарь под глазом. Облокотившись о стойку, я принял свободную позу и весело подмигнул хозяину харчевни. Тот сморгнул и присел за преграду еще ниже, хотя куда уж больше. Бросив еще один оценивающий взгляд на пирамиду из тел, обратился к работнику общепита с вопросом.

– Веревки есть? - тот машинально кивнул и я приказал. - Тогда тащи сюда все что есть, - и, видя, что мужичок опасается покидать свою вроде как хорошо защищенную позицию, рявкнул. - Живо! - продублировав приказ, хлопком ладони по стойке. После этого направился к медленно ворочающейся и постанывающей куче-мале.

К этому моменту бедолага, которого свои же товарищи сносили с ног уже трижды, поднялся на ноги и классическим ударом в челюсть, обеспечив ему глубокий нокаут, я бросил его в общую кучу на самую верхушку пирамиды. Тем самым, поставив последнюю точку в построении конструкции. Окинув профессиональным взглядом художника то, что получилось, признался себе, - получилось хорошо.

Затем стал вытаскивать по одному тела, снимать с них пояса и вязать воякам руки за спиной. Когда, наконец, трактирщик вернулся с грудой канатов, я успел повязать всех за исключением двоих храпунов. Они никак не реагировали на происходящие вокруг них события. Но, то ли один сквозь пелену пьяного угара, почувствовал мой взгляд, то ли выспался наконец - солдатик вынул лицо из тарелки с объедками и, не поднимая глаз, хриплым голосом приказал.

– Трактирщик, пива, - продублировал свои слова ударом кулака по столу и снова упал лицом на блюдо. Это решило его судьбу.

Я решил не нарушать единообразия и связал руки обоим руки за спиной их ремнями. После этого забрал веревки, прикинул их общую длину и прочность. Почесал в затылке и уточнил у работника общепита.

– Сколько еще таких бойцов в городе? - и ткнул пальцем в сторону вояк. Трактирщик посмотрел пустым взглядом в указанном направлении, сглотнул и ответил.

– Пять. - Я с удовлетворением кивнул и продолжил обустройство пленных.

Подтащил двоих к потолочной балке, пропустил канатик между связанных назад руками обоих, перекинул веревку через потолочную балку и натянул ее, заставив вояк подняться на ноги с вывернутыми за спиной руками, как на дыбе. Но не стал отрывать их от пола. Пусть хоть кончиками пальцев, но цепляются за землю, - инвалиды мне не нужны. Затем подтащил еще двоих и повторил процедуру с перекинутым через балку концом веревки. В результате все четверо оказались в подвешенном состоянии с вывернутыми назад руками. Обрезав свободный конец веревки, продублировал подвеску еще для четверых солдатиков и завершил обустройство болезных, подвесив последнюю пару. Баста.

Теперь осталось дождаться пятерых отсутствующих. То, что они рано или поздно появятся в питейном заведении у меня сомнений не было. В любом случае, но до полудня наша встреча состоится. А бегать по городу, разыскивая недоделков, желание отсутствовало. Это только кажется, что гора не хотела идти к Магомеду. Придут к горе, как миленькие, никуда не денутся.

Я поковырялся в кармане, выудил с самого дна синегорский золотой и припечатал монету на стойку перед трактирщиком со словами.

– Я люблю хорошо и вкусно есть, - насупил брови и с угрозой добавил. - Не разочаруй меня. - После чего уселся в одиночестве за столик рядом с дверью, так чтобы за спиной находилась стена и каждый входящий мог разглядеть меня лишь в самый последний момент. Трактирщик же, как наскипидаренный, шустро выбежал из зала к себе на кухню с криками.

– Тирак, Цапа. Куда вас черти подевали? Господин хочет много и вкусно есть. Живо, живо…

В это время один из дезертиров начал громко и грязно ругаться. Я скривился и грозно посмотрел на него, предлагая взглядом соблюдать тишину. Ноль внимания, фунт презрения. Пришлось вставать и бить его в ухо, не сильно, но больно. Это помогло, сразу, как отрезало, установилась тишина, прерываемая лишь сдавленными стонами и всхлипами.

Минут через пять на столе, как по волшебству, стали возникать разносолы. Но первыми появились два объемистых жбана. Их торжественно вынес долговязый белобрысый парень. Еще, когда он появился в зале, то, увидев вояк, подвешенных виноградными гроздями к потолку, у него заплелись ноги и не уронил емкости на пол он чисто по недоразумению. Но все-таки сказалась выучка, донес без потерь и брякнул крынки на стол. Затем половой, чисто инстинктивно втянул носом и гулко сглотнул. То, что было налито в крынки не оставляло его равнодушным.