Александр Тюрин. - Волшебная лампа Генсека

Где-то за канавой стоит Яхья-избранник в благоухающем облаке, воссиявшем от Источника Познания и Жизни, там найдется разгадка всему и ключ к бессмертию…

Я стал даже мертвым Серегой.

Это было сложнее всего. В отличие от других персон, которые неохотно принимали мой «электрон», заслоняясь сверкающими жгучими завесами, Серега лопнул, как пузырь, и я сразу оказался в мрачной пустоте, тянущей из меня силы.

Его приходилось поднимать и вести самому. Половина мышц уже не отвечала, но оставшиеся я должен был контролировать и насыщать энергией. Приходилось даже рассчитывать мышечную мощность, подводимую к костям. Серега был подпорченной силовой схемой, к ней я должен был подать напряжение. И я чувствовал его присутствие, как помеху; он напоминал кровососа, впившегося под лопатку, которого и согнать никак.

Все эти люди, живые и неживые, перлись сознательно и бессознательно к канаве, переходили через нее, далее перелезали через стену… А потом валентный кристалл распался, я некой силой упругости был вышвырнут сразу изо всех «ячеек» и вернулся в свое тело. Причем, измучился так сильно, что из оживленного бреда сразу переместился в глубокий плотный сон.

Когда открыл глаза, занимался уже следующий день. Костерок давно погас, и удивительно, что за это время меня никто не съел, не покусал, не поцарапал и даже не облизал. Хотя на трупах волков прямо сейчас сидело несколько птиц с хищным выражением на «лицах». Голова казалась более-менее ясной, и жар вроде бы прошел. Зато, как выяснилось, зудела кожа на боку, на бедре, на руке - в общем, на той стороне тела, которой я лежал на поверхности земли. Вернее на траве. Я приподнялся и глянул, что там случилось… «Эбэна мать», как выражается мой друг Хасан.

Кожа покраснела, покрылась волдырями, которые местами уже обратились в отслаивающиеся струпья. Я провел правой рукой по левой - особенных болевых ощущений никаких, просто отслоившаяся «шелуха» с легким кружением упала на траву. И тут я заметил, что падают струпики на мелкие-мелкие соцветия с остренькими пестиками и моментально там рассыпаются. После такой дележки крохотные кусочки мертвой кожи проваливаются в бутоны, которые сразу закрываются словно довольные рты. Да эта подлая растительность «бьет лежачего», компенсируя свою кожно-нарывную деятельность введением транквилизаторов! А сейчас, когда я оторвал бок от «травушки-муравушки», успокаивающие средства переставали действовать. Проникший яд жег эпидерму с все возрастающим садизмом, и унять его было никак. Не имел я в заначке целительных мазей и лекарств-"тормозов" - ведь сбежал с «Василисы», как говорится, в чем лежал.

Глубоким йоговским дыханием я отвлек себя от гадких ощущений, затем заставил двигаться. Запад сейчас четко выделялся зоной сумрака на горизонте. Почва под ногами вскоре увлажнилась, стала давать четкий след - это мне не слишком нравилось. А потом вода захлюпала под ногами, и со всех сторон принялись обступать заросли тростника. Вначале он был довольно обычным, однако вскоре потянулся к небу, стал смахивать на бамбук. Не тростник, а Тростник. Сразу вспомнилось, что у вавилонян сила, заставляющая его разрастаться на болотах, считалась божеством по имени Нидаба.

Кстати, когда я вступил в этот тростниковый лес, мне заметно полегчало, шкура-эпидерма перестала саднить, как прежде, и сменила красноту на более спокойный цвет, волдыри же быстренько подсохли. Полчасика передохнул и с зудежом было покончено, осталось только довольно приятное тепло.

Правда, в дальнейшем приятных моментов оказалось не так уж много. Тростник тянул в высоту примерно на полтора человеческих роста, а вода доставала порой до колена. Самое противное, что растительность была густо облеплена какой-то слизью. Больше того, она в виде канатиков перекидывалась со стебля на стебль. Крупные сгустки слизи имели что-то вроде ножек, тянущихся до самого низу. Памятуя о недавнем опыте взаимодействия с травой-муравой, я старался от этой гадости увиливать. Но затем понял, что непосредственно коже, кроме легкого чувства омерзения, она передать ничего не может. По крайней мере, сквозь куртку и брюки слизь не проникала.

Однако без вредительства не обошлось. Для разнообразия оно пришлось на другие части тела. Виски стало ломить, там и затылок прихватило, сердце принялось трепыхаться, и какой-то жар начал волнами раскатываться по мне.

Разогрев проводника тока при прохождении через неоднородное магнитное поле - всплыла в моей заболевшей голове фраза из какого-то учебника. Плюс подозрительными симптомами являются необычайный рост тростника и быстрое заживление моих воспалений. Только откуда здесь магнитное поле достаточной напряженности? Ниоткуда. Хотя эта слизь у меня на большом подозрении. Очередное вредоносное чудо природы?

Потом я засек голоса. Не наши, американские. Двое галдят как на Бродвее, метрах в сорока от меня. Один другого зовет именем Джоди. Джордан, Иордан, все как-то на этом болоте подобралось со смыслом. С каким-то непонятным мне смыслом. Сейчас можно подобраться и срезать обоих штатников одной очередью. Но у меня всего тринадцать патронов. Эх, надо было-таки подскочить к почившему Сереге и позаимствовать ненужный ему «Ингрэм». Ведь он эту пушчонку тоже спер.

Немного погодя стало ясно, что американец всего один и просто пытается общаться с кем-то по уоки-токи. Причем у него это плохо получается из-за помех. Выходит, слизь действительно балуется электромагнетизмом.

Тогда есть все-таки резон подобраться поближе - а там или подстрелить говоруна, или взять на мушку. Чтобы затем обобрать, то есть изъять в виде трофеев оружие, лекарства, рацию, деньги, конечно, ценности. Хочешь не хочешь, а придется побыть мародером, Робин Гудом, экспрориатором, как уж угодно.

Я аккуратно двинулся на сближение с америкосом и уже видел его силуэт, как вдруг застрекотали стволы. Вначале стреляли, кажется, в этого самого американца, потому что мистер-твистер упал, но потом и сам стал отбиваться огнем. Похоже, кто-то опередил меня. Маков или, скорее всего, Остапенко. Это не входило в мои планы. Ведь штатник являлся моей законной поживой. Я стал приглядываться и заметил в тростниковой гуще мелькающую квадратную фигуру в камуфляже. Быстренько взял ее на мушку и произвел два выстрела. Не попал, но приземистый боец быстренько куда-то скрылся. Очевидно, Остапенко решил, что подоспел еще один цэрэушник и сразу смылся от греха подальше.

Очевидно, упавший американец тоже решил неверно - будто к нему на выручку торопится его дружок Джоди, - поэтому беспечно проглядел меня. Я выскочил на раненого буржуя так быстро, что ему и рыпнуться было некуда. Дуло моего автомата, не мигая, пялилось на лежащего парня, а мой голос использовал английский язык (конечно же, без американского акцента):