Анастасия Парфёнова - Танцующая с Ауте

Только теперь замечаю ошеломлённую тишину в зале. Что на этот раз?

Доррин мужественно прочистил горло:

— Антея-эль, вы не представите нам свою… э-ээ… спутницу?

Возмущённо фыркаю в ответ:

— Это не спутница, это мой меч и мой друг! Для чужих она известна как Поющая.

Пока люди переваривают это заявление, резким толчком отправляю к ним свёрток, оказавшийся при ближайшем рассмотрении окровавленным дарайским плащом, в который завёрнуты двенадцать мечей.

— Возвращаю принадлежащее вам. И примите мои соболезнования. Эти двенадцать не должны были умирать по приказу того, кто поклялся их защищать.

Доррин сначала кажется встревоженным этим неожиданным жестом, затем успокаивается. Все присутствующие наконец соображают, что у народа, чьё оружие имеет привычку время от времени превращаться в очаровательных женщин, должно быть особое отношение с орудиям убийства. А ещё через секунду до них доходит смысл моих слов. Двенадцати дарай-воинам было приказано убить меня, и теперь они мертвы, а на мне нет даже царапины. Страх, до этого лишь ненавязчиво напоминавший о себе, охватывает здешних жителей. Морщусь от накатившего вдруг эмпатического шторма. Что ж, по крайней мере, теперь мои слова воспримут всерьёз.

Чувствую, как знакомая слабость начинает вновь накатывать. Ллигирллин. Сколько ещё силы я смогу ей дать? Упрямо сжимаю зубы. Столько, сколько нужно.

— Не будет ли кто-нибудь так добр проводить меня в мои покои?

Вперёд вылетает темнокожая женщина с медового цвета волосами и ярко-зелёными глазами. Чёрный перламутр. Красиво. Позволяю Вероятности поглотить себя и в следующий момент оказываюсь в уже почти родной мне красно-чёрной комнате. Дарай-леди отвешивает низкий поклон и спешит удалиться от греха подальше. Не могу сказать, что особенно виню её.

Итак, раунд первый я, кажется, пережила. Что дальше?

За спиной чувствуется полусонное шевеление.

Бережно расстёгиваю ремень и снимаю ножны. Укладываю меч на небольшой, но выглядящий удобным диванчик, делаю шаг назад.

Плавный изгиб меча затуманивается, теряет очертания. Под чёрным покровом ножен что-то дрогнуло, изменилось, и миниатюрная женщина сонно вытягивается на диване. Удивительно, как такое коренное изменение может быть одновременно настолько узнаваемым. Даже человек, не умеющий видеть внутреннюю сущность, без труда отметит идентичность серебристого клинка и изящной воительницы. Тому же, кто может пользоваться не только глазами, вообще трудно заметить разницу.

Её кожа чуть отливает металлом, остро отточенные когти сверкают светлым серебром. Узкий чёрный костюм кажется мягким и удобным, но я знаю, что это скорее доспехи, чем одежда. Как, впрочем, и любое платье эль-ин. Короткие прямые волосы, безупречно белые, с серебряными прядями. Лицо… лицо, в котором нет ничего детского, узкое, хищное, с острыми скулами, тонким ртом и глазами цвета чистейшей стали. На лбу, между тонкими бровями вразлёт, горит внутренним светом небольшой камень, того же светло-серого, почти белого цвета, что и глаза. Точёная линия подбородка подчёркивает безупречность шеи и тонкое изящество рук. Очень маленькая для эль-ин, почти на две головы ниже меня, но, несмотря на кажущуюся хрупкость, язык не поворачивается назвать это тело слабым.

Мои глаза отдыхают, скользя по отточенным тысячелетиями чертам. В Ллигирллин нет правильности и совершенства, которые поражают в дараях, но она излучает такую внутреннюю силу и цельность, что понятие «красота», кажется, переходит на новый, недоступный осознанию уровень. Её красоте присуща та завораживающая и тревожащая дисгармония, которая присуща всем эль-ин и по которой я так истосковалась. А вообще-то чуть тронутая чернью завершённость древнего клинка — вот и всё, что можно сказать о её внешности.

Обрамлённые белоснежными ресницами глаза наконец приобретают осмысленное выражение, фокусируясь на моём лице. Зрачки сужаются, взгляд становится серьёзным. Она поразительно быстро восстанавливается. Вспоминаю, чего мне стоило прийти в себя после подобного потрясения, и зябко ёжусь.

Серебристые губы трогает улыбка:

— Я гораздо старше вас обоих, девочка, и запас прочности у меня побольше. Трудно протянуть несколько тысячелетий, ведя подобный образ жизни, если не умеешь быстро самоисцеляться.

Пытается сесть, опираясь на всё ещё чуть подрагивающую руку, затем без сил откидывается на подушки.

Я осторожно опускаюсь рядом с ней на колени, касаясь лба кончиками пальцев. Кожа рядом с кристаллом имплантанта горячая и чуть воспалённая. Плохо, очень плохо. Это на каком же пределе работает иммунная система, если начала отвергать даже камень, являющийся частью её разума, её сущности? Обеспокоенно прикусываю нижнюю губу. Всё это время я сознательно не позволяла себе волноваться, запретив даже тени беспокойства за Ллигирллин появляться рядом. Но теперь, когда всё худшее позади, можно дать волю небольшой истерике.

Воительница снова слабо улыбается. За годы, проведённые вместе со мной, она успела узнать меня так хорошо, что теперь без труда читает все сен-образы, точно открытую книгу. Не могу сказать то же о себе. Для меня её сознание — бескрайняя темнота, озарённая редкими вспышками серой стали. Все мысли, которые она пытается донести до меня, ей приходится формулировать, в специально упрощённых образах.

Вопросительно приподнимаю уши.

— Они пытались убить меня, отправляя в места… неблагоприятные для живого организма, а я далеко не так изменчива, как ты, Анитти. Приходится обходиться старыми добрыми средствами. Не беспокойся. Через пару часов буду как новенькая.

Беспомощно смотрю на неё, нервно выпуская и втягивая когти. Что тут можно сделать? Ещё энергию давать бесполезно, она и так уже взяла сколько нужно. Исцелять, по крайней мере, на таком уровне, я не умею. Разве только…

Поспешно встаю, иду к бассейну с ледяной водой. За то время, пока я обреталась среди людей, мне приходилось сталкиваться с самыми удивительными способами лечения, в том числе с теми, которые никогда бы не пришли в голову эль-ин. Например, что бороться можно не только с причиной болезни, но и с её следствиями, если не помогая, то, по крайней мере, облегчая страдания. Организм Ллигирллин сам отлично справится с повреждениями, мне же остаётся только попытаться как-то сбить температуру в районе имплантанта.

Так. Ткань, мне нужна ткань, желательно мягкая и тонкая. И промокаемая. Раздражённо дёргаю портьеру, затем проверяю обивку на кресле. Слишком жёсткая и тяжёлая, к тому же с рельефной вышивкой. Не то. Бешено мечусь из одного угла в другой, наконец врываюсь в спальню, кровожадно набрасываясь на несчастную простыню. Влетаю назад, победно размахивая добытым лоскутком. Фонтан, где этот дурацкий фонтан?