Роберт Рид - Жизненная сила

Они взяли планшет без всяких вопросов.

- Как всегда, - коротко бросила она.

Охранник отправился через запасной выход. Расследование по делу перебежчика еще только начиналось; если он сможет доказать свою искренность, то будет возрожден к новой, гораздо более продуктивной жизни.

Миоцен еще раз проверила ноутбук, собрала во флакон остатки пепла - все, что осталось от человека - и взяла книгу, которая так зацепила ее внука. Открыв ее на страницах, посвященных реакторам, она поняла, что юноша был прав и, подчеркнув эту диаграмму, сделала сноску и аккуратно поставила книгу на место.

Администраторша ждала ее на лестнице. Завернувшись, как в плащ, в серую робу и сложив руки на груди, она осторожно поинтересовалась:

- А где… - Но тут же почувствовала запах смерти или просто увидела ее, спускающуюся вместе с Миоцен. - Но…

- Перебежчик оказался шпионом. Явная попытка заслать агента в самое сердце святыни.

- Но убить… здесь, в Храме!?

- По-моему, более подходящего места и быть не может, - Миоцен, оттолкнув женщину, прошла вперед. - Можете убрать там. Буду вам очень благодарна за такую услугу, ну и, разумеется, никто и никогда не должен ничего узнать.

- Слушаюсь, мадам, - пискнул вслед ей испуганный голос.

Миоцен снова оказалась в просторном холле, где дребезжащие, плохо поставленные голоса все пели и пели о мосте, который скоро будет построен, и о награде, которая будет получена, и, не зная сама зачем, Миоцен шагнула в богато обставленную залу, где рядами сидели преданные молящиеся.

Было страшно и почти невозможно объяснить себе, как просто, практически без усилий дети воспринимают слова и мечты старших. Миоцен смотрела на улыбающиеся лица, не видя на них ничего, кроме чистейшей веры. И все же эти люди не знали ничего об иных мирах, никто из них не ходил по огромным дорогам Корабля, никто не видел красоты и могущества Млечного Пути. Они пели о своей потребности вернуться назад в верхний мир, готовые ради возвращения к серебряному небу на любые жертвы. К чистому небу, на котором нет ничего, кроме одинокого темного пятна прямо над головами - базового лагеря, опустевшего, наверное, навсегда.

Опустевшего. Быть может, как и весь Корабль?..

Миллиарды должны были умереть, но это мало заботило Миоцен. Скорее, она ненавидела мысль о том, что ее люди, следуя ее разумным инструкциям, попались в искусную древнюю ловушку, убив тем самым все живое наверху. Но больше всего ее пугала теперь история ее новой страны, мрачная, как история любого человеческого сообщества - и как она могла принять на себя позор того, что было неизбежным?

Итак, Корабль мертв, а она жива.

Й к радости нескольких тысяч прихожан она присоединила к их пению свой сильный, верный, неустающий голос.

Как же просто они верят, - думала она не то с удовлетворением, не то сожалея.

И когда запели о сладком свете звезд класса Г, Миоцен спросила самую тайную, самую закрытую часть своей души: «А что, если это относится и к великим людям?» Й сама себе ответила: «Нет, то, во что верю я, слишком велико и прекрасно…»

Глава двадцать вторая

Холодное железо могло иногда перемещаться само по себе, без предупреждения. Но старые пласты никогда не сдвигались быстро и тем более на большие расстояния, а потому редко причиняли какой-нибудь ущерб или даже неудобства. Устройства, снижающие тремор, абсорбировали энергию землетрясений, более того, где это было возможно, собранная энергия шла в главную сеть энергосистемы. В этом смысле землетрясения были даже благом. Но, будучи все же явлением непредвиденным, они имели скверную манеру прерывать самый сладкий сон, заставляя судорожно вскакивать и прогонять прочь волшебные сны, какие снятся обычно перед пробуждением.

Вот так и в этот раз неожиданно начавшееся утреннее землетрясение все не кончалось. Лежа на правой стороне постели, Уошен чувствовала, как толчки медленно затухают, постепенно заглушаемые тихими ровными ударами ее собственного сердца.

Календарь на стене показывал 4611 лет и 277 дней.

Занавески на окнах, напоминавшие расправленные крылья красивой ночной бабочки, пропускали в спальню анемичный свет неба. В этой спальне Уошен спала вот уже шесть последних столетий. Стальные стены, покрытые отполированной древесиной, придавали жилищу ощущение осязаемой уверенной силы. Высокий, также стальной потолок был весь утыкан крючками, на которых вились растения, и увешан маленькими деревянными домиками, серыми и грязными, где жили и занимались любовью ручные бабочки. Редкие в жаркие дни после События, эти прелестные существа становились все более распространенными по мере того, как ослабевало напряжение силовых полей. В своей генетической лаборатории Обет и Мечта, экспериментируя, ковыряясь с их формами, размерами и цветом, в конце концов умудрились вывести гигантских бабочкообразных существ с прекрасными, окрашенными во все цвета радуги крыльями. И каждый Преданный захотел иметь у себя такой экземпляр. С того времени, как нация достигла двадцати миллионов и у каждого был свой дом, близнецы сделали себе на этих бабочках хорошее состояние.

Уошен села в кровати, и ее любимцы спустились поприветствовать свою хозяйку. Как мягкие тени, они садились на ее обнаженные плечи, опускались на волосы, слизывая соль выступившего пота и взамен оставляя свой нежный и тонкий аромат.

Она осторожно согнала их рукой.

Старые часы лежали на столе и, судя по медленно ползущим железным стрелкам, она вполне могла поспать еще часок. Но тело уже влекло ее вон из дома. Надев зеркальную форму, Уошен наконец вспомнила свой сон и на какие-то мгновения попыталась удержать его в памяти. Но он снова и теперь уже, по-видимому, навсегда ускользнул, оставив лишь смутное, почти болезненное беспокойство.

Не в первый раз Уошен пыталась выстраивать из своих снов целые миры.

- Может быть, они и снятся именно для этого, - прошептала она своим любимцам. - А когда исчезнут все эти мои личные миры, не станет и меня.

Она тихонько рассмеялась и натянула на голову зеркальную фуражку.

Там и тут.

Завтрак состоял из перченого бекона на поджаренном тосте и горячего, можно даже сказать, обжигающего чая.

Беконом также занималась лаборатрия генетических изысканий. Пару веков назад, в ответ на постоянные жалобы капитанов, Мечта и Обет вывели в своих кюветах некую субстанцию, весьма приближенную к привычной человеческой пище; результатом явились уважаемые всеми обывателями стейки и отбивные. Впрочем, это было скромным достижением, осуществленным быстро и дешево, ибо вместо того, чтобы по памяти восстанавливать генетику коров и свиней, близнецы использовали единственный доступный здесь источник настоящего мяса - то есть людей. Они лишь изменили его настолько, чтобы получившийся мясной продукт нельзя уже было считать человечиной. Ни по структуре, ни по вкусу. И уж, конечно же, по духу.