Роджер Желязны - Момент бури

Стэн распинался в том же духе еще минут пять. Он, видите ли, хотел организовать нападение на общину, чтобы защитить людей, но ради другой общины. Он твердил о правах, говорил, откуда ему известно, чего люди хотят на самом деле, что он изменит все, чтобы они это получили. Он сказал, будто знает, что для них самое лучшее. Ух, жаль, мистер Левенталь не мог его послушать.

— Ну а что же ты? Ты ведь должна быть в школе, верно?

— Не-а, — протянула я. — У нас занятия всего два раза в неделю. Остальное время мы свободны.

Интересно, стоило ли говорить ему так много. Пожалуй, мы не должны особенно распространяться насчет школы.

— Но ты же зря теряешь время, неужели тебе это непонятно?

Стэн присел на берегу, похожий на тощего кролика, который сидит на корточках.

— Сейчас тебе самое время изучать философию политики. Ты должна узнать, как функционирует общество. Это очень важно.

— Я знаю, как функционирует общество, — сказала я.

В конце концов это известно всем ребятам, которые учились у мистера Вейнрайта. Да и сами Вейнрайты переехали сюда вместе с нами отчасти из-за того, что политиканам из Сакраменто не нравилось, как мистер Вейнрайт учил о том, как они функционировали. А они были обществом.

— Да не то общество, — надменно возразил он и на мгновение напомнил мне мистера Томпсона, когда тот бывал чем-то недоволен. — Я имею в виду города, населенные центры.

Он все говорил и говорил, когда я увидела двух лягушек, которые ползли по дну. Я посмотрела, куда они ползут, а потом нагнулась над ними, задержав дыхание, едва лицо коснулось воды. Мне удалось поймать одну, а вторая удрала.

— Тратишь время на ловлю лягушек, — съязвил Стэн.

— А что? Они очень вкусные. Мама начиняет их маслом и жарит.

— Ты хочешь сказать, что вы их едите? — побледнев, пискнул он.

— Конечно. Это же мясо, разве не так?

Я пробралась к прутику с насаженными лягушками и прибавила новую. Стэн поерзал, подергался, но вскоре успокоился.

— Лягушки… — пробормотал он, — все же как вы можете есть лягушек?

— Очень просто.

Вряд ли он поверил, будто мы едим лягушек. Но для верности я дотянулась и схватила прут с лягушками. — Видите? Вот эта, — я ткнула большим пальцем в живот лягушки, — жирнющая. Самый что ни на есть лакомый кусочек.

— И ты видишь их под водой?

Я повернулась и взглянула на него. Он стоял на противоположном берегу выпрямившись, и в его глазах был прежний страх.

— Конечно. Надо же видеть, что ты хочешь поймать.

— Но в этой воде…

— А, просто я не открываю глаз так, как это делаете вы, — сказала я как бы между прочим. — Я за ними охочусь вот с этим. — И я мигнула мембранами.

У Стэна был такой вид, точно он проглотил саламандру.

— Что это было? — испуганно спросил он.

— Мигательная перепонка — меня так и проектировали с самого начала.

— Мутанты, — завопил он, — уже!

Он попятился, стараясь выкарабкаться на берег и не отрывая от меня взгляда, будто я оборотень какой. Он скользил и спотыкался, пока не взобрался наверх, а потом умчался прочь — было слышно, как он ломился сквозь кустарник, шуму от него было больше, чем от стада оленей.

Когда он исчез, на прогалине было полно листьев, сучьев и гальки, и я поняла, что сегодня ни лягушек, ни рыбы мне уже не поймать. Я взяла снизку с лягушками, сняла сапоги и направилась домой. Конечно, мама будет недовольна, но я надеялась, что мой улов смягчит ее гнев. Наверное, следует рассказать им о Стэне. Они не любят, когда здесь появляются посторонние.

И в самом деле, дома мне учинили хорошенький разнос. Самое смешное — их больше всего разозлило, что я показала Стэну свои мембраны. Есть о чем говорить, какая-то крохотная кожная заслонка, которую нам закодировал мистер Томпсон. Паршивый кусочек лишней кожицы возле глаз!

А послушать, как мистер Томпсон говорит об этом, — можно подумать, он перевернул всю Вселенную!

Клиффорд Саймак

Дурной пример

С некоторыми весьма щепетильными заданиями могут справиться только роботы — заданиями такого порядка, что их выполнение нельзя поручить ни одному человеческому существу…

Тобиас, сильно пошатываясь, брел по улице и размышлял о своей нелегкой жизни.

В карманах у него было пусто, и бармен Джо выдворил его из кабачка «Веселое ущелье», не дав как следует промочить горло, и теперь ему одна дорога — в пустую лачугу, которую он называл своим домом, а случись с ним что-нибудь, ни у кого даже не дрогнет сердце. И все потому, думал он, охваченный хмельной жалостью к себе, что он — бездельник и горький пьяница; просто диву даешься, как его вообще терпит город.

Смеркалось, но на улице еще было людно, и Тобиас про себя отметил, как старательно обходят его взглядом прохожие.

Так и должно быть, сказал он себе. Раз не хотят смотреть на него, значит, все в порядке. Им незачем его разглядывать. Пусть отворачиваются, если им так спокойнее.

Тобиас был позором города. Постыдным пятном на его репутации. Тяжким крестом его жителей. Социальным злом. Тобиас был дурным примером. И таких, как он, здесь больше не было, потому что на маленькие городки всегда приходилось только по одному отщепенцу — даже двоим уже негде было развернуться.

Выписывая вензеля, Тобиас в унылом одиночестве плелся по тротуару. Вдруг он увидел, что впереди, на углу, стоит Элмер Кларк, городской полицейский.

Стоит и смотрит в его сторону. Но Тобиас не заподозрил в этом никакого подвоха. Элмер — славный парень. Элмер соображает, что к чему. Тобиас остановился, немного подобрался, приосанился, затем нацелился на угол, где его поджидал Элмер, и без особых отклонений от курса поплыл в ту сторону. И прибыл к месту назначения.

— Тоуб, — сказал ему Элмер, — не подвезти ли тебя? Тут неподалеку моя машина.

Тобиас выпрямился с жалким достоинством забулдыги.

— Ни боже мой, — запротестовал он, джентльмен с головы до пят. — Не по мне это — доставлять вам столько хлопот. Премного благодарен.

Элмер улыбнулся.

— Ладно, ладно, успокойся. Но ты уверен, что доберешься до дома на своих двоих?

— О чем речь! — ответил Тобиас и припустил дальше.

Поначалу ему везло. Он благополучно протопал несколько кварталов.

Но на углу Третьей и Кленовой с ним приключилась беда. Споткнувшись, он растянулся во весь рост на тротуаре перед самым носом у миссис Фробишер, которая стояла на крыльце своего дома, откуда ей было отлично видно, как он шлепнулся. Он не сомневался, что завтра же она не преминет расписать это позорное зрелище всем членам Дамского благотворительного общества. А те, презрительно поджав губы, будут потихоньку кудахтать между собой, мня себя святей святых. Ведь миссис Фробишер была для них образцом добродетели. Муж ее — банкир, а сын — лучший игрок Милвилской футбольной команды, которая рассчитывала занять первое место в чемпионате, организованном Спортивной ассоциацией. Не удивительно, что это воспринималось всеми со смешанным чувством изумления и гордости: прошло немало лет с тех пор, как Милвилская футбольная команда в последний раз завоевала кубок ассоциации.