Сергей Садов - Кристалл Альвандера

– То есть, у любого поступка есть причина?

– Да. Причиной может быть неприятность, случившая по дороге, подгоревший утренний кофе или наоборот, что-то радостное. Но причина обязательно есть. Найдя же причину, ты сможешь точно воспроизвести все произошедшее и даже предсказать поступки того или иного человека в будущем в зависимости от различных ситуаций.

Как не парадоксально это звучало, но профессор оказался прав. В самом начале было трудно. Чтобы получить наиболее близкий ответ приходилось перелопачивать горы материалов, собирая психопортреты людей по крупицам. Но со временем мы уже научились выделять главное. Время на ответы сократилось, хотя вопросы с каждым разом становились сложнее и сложнее. Проще всего оказалось предсказывать поступки политиков. В таких важных вещах эмоциям поддавались мало. Не той закалки эти люди, чтобы идти на поводу у них. Сложнее стало, когда приходилось восстанавливать причинные связи во времена беспорядков. Слишком много случайных людей оказывалось у власти. Порой мне казалось, что логику своих действий они не понимали сами, а уж восстановить ее спустя четыре с половиной тысячи лет вообще казалось нереальным. Но справлялись и с этой задачей. Постепенно вырисовывалась точная, логичная и трагичная история того времени. Месяц занятий у профессора мне дал больше, чем восемь лет учебы в школе. А у профессора уже наготове следующий вопрос с «почему».

Вот и сейчас, вспоминая профессора, я пытался понять, почему этот человек пришел сюда? Что ему делать в этой деревне?

А собственно, чего я гадаю? Я сейчас смотрю на все с точки зрения этого старика-ополченца, но кто мне мешает взглянуть на события с точки зрения наемника? Все мое естество воспротивилось этому. Глядеть на мир глазами этого убийцы и хищника? Меня чуть не вырвало, едва я представил такое, но азарт уже захватил меня. Я отключился от старика, быстро нашел в кристалле нужный мне эмофон и погрузился в него. Лучше всего, пожалуй, начать с ранних воспоминаний…

И вот я уже босоногий мальчишка восьми лет. Грязная улица. Но особенно запомнилась мне-наемнику, почему-то не грязь, а запахи. Непередаваемый аромат помойки, армады мух, кружащихся повсюду. От них, казалось, не было спасения. Господи, да как же это за место такое? Зачем этого пацана сюда занесло? И тут же пришло понимание. Не занесло. Это дом. Его дом. А вот, собственно и само жилище? Боже, да в такой лачуге я бы даже мусор не стал бы складывать, а здесь жило семь человек. Семь? Да, кроме этого мальчишки есть еще четверо детей. Двое младше него, еще двое лишь немногим старше. А вот и сам… дом. Это строение я назвал домом только с огромным трудом. У меня даже в голове не укладывалось, как можно жить в такой тесноте, в таких непереносимых условиях. Лично я смог бы здесь жить, только основательно поработав над собственным организмом. Но ведь в это время люди не умели управлять им. Как же тут жили?

Тут стало понятно как. Мальчишка просто юркнул вдоль стены и улегся на циновку.

– Ты где шлялся? – Из одного угла приподнялся мужчина с мутным взглядом. – Сколько принес?

Я почувствовал испуг мальчишки, переходящий в ужас. Весь трясясь, он протянул руку с лежащими на ладонях монетами. Мужчина приподнялся, сгреб деньги. Пересчитал. И тут словно молния меня пронзила вспышка его ярости.

– И это все?!! Это все, что ты заработал?!!! Я тут карачусь, кормлю вас, а ты!… – Человек даже задохнулся от ярости. И вдруг ударил мальчика. Ударил наотмашь, совершенно не сдерживая своей силы. Неизвестно кто громче закричал: я или мальчишка, которого ударили. Хотя при слиянии моя щека от удара горела ничуть не меньше, чем если бы ударили напрямую. Никогда и никто в жизни ни разу не ударил меня. Чтобы отец поднял на меня руку? Да такое даже в кошмарном сне мне предвидеться не могло. У меня не укладывалось в голове, что кого-то можно бить с такой яростью. И от этого становилось гораздо страшнее. Я мог бы сейчас стереть это воспоминание из кристалла, защититься от ударов, заблокировать боль… я многое что мог сделать. Многое, но только дергался от ударов, глотая слезы. Мальчика вышвырнули из дома.

– И не возвращайся, пока не заработаешь!

Страх и безнадежность. Тоска. И никакого просвета в этой жизни. Мне же приходилось гораздо хуже. Пусть этому мальчику всего лет восемь, но он уже привык к такому. Уже знал, что может ждать его дома. Для меня же все случившееся было совершенно неожиданно. Привык? Это слово вызвало еще больший ужас. Как можно привыкнуть к такому? Почему никто не вмешается? Почему?!

А некому, пришел ответ.

Похоже, в результате этой встряски я настолько слился с эмообразом этого ребенка, что почти превратился в него.

Борьба страхов. Страх наказания и страх избиения. Страх перед отцом победил. Страх? Перед отцом? Только на мгновение я представил, как боюсь возвращаться домой, прижимаясь в лесу за деревом. И остаться нельзя и идти не хочется. Меня затошнило. Как во сне я двигался по жизни за этим ребенком. За ребенком, который научился владеть ножом раньше, чем читать и писать. Чья жизнь с раннего детства стала борьбой за существование. Чье детство прошло не в играх, а в драках, где доказывалось право на существование, и призом была жизнь. Уже подросший мальчишка дрался с отцом, защищая от побоев мать и младших братьев и сестер. Старший погиб в уличной драке, еще один попал в тюрьму. Старшая сестра умерла от воспаления легких, потому что не было денег на лекарства. Тогда этот уже подросший мальчик совершил свое первое убийство, пырнув ножом богато одетого человека. На добытые таким образом деньги он купил лекарства, но было уже поздно…

Будучи почти взрослым, избил отца до полусмерти и ушел из дома, примкнув к одной из уличных банд. В жизнь вышел настоящий хищник, не боящийся ни черта, ни дьявола. Стычки с другими бандами, грабежи, убийства… Казалось бы, от этого зрелища меня должно выворачивать всего. Но я видел его жизнь. И все это время я задавал себе один вопрос: живи я жизнью этого ребенка, сумел бы я стать лучше? Какое же я тогда имею право осуждать его? Имею ли? Этот вопрос был настолько мучителен, что все творимые им мерзости как-то не задевали моего сознания, скользя где-то по краю.

Разгром банды и первый арест. Избиение в участке. За моим… врагом… было много грехов, но судили его за то, в чем он был невиновен. А потом началась война и уже взрослый парень совершает побег, убив охранников. Примыкает к одному отряду революционеров, но быстро понимает, что на идеях деньги делают только вожди. Сбежав из отряда, примыкает к наемникам, которые воюют за тех, кто больше платят. Такие отряды процветают на войнах. Их благополучие зависит от них. И многие из таких отрядов делали все, чтобы война не затухала. В некоторых таких рейдах участвовал и мой противник.