Филип Дик - Небесное око

— Привет. — У Силки был низкий, хрипловатый голос. Она склонилась и чуть ткнула губами Джека в висок. — Я ждала тебя.

Гамильтон смущенно поднялся и предложил ей стул.

— Спасибо. — Усевшись рядом, Силки обвела взглядом присутствующих. — Привет всей честной компании!

— Могу я задать вам один вопрос? — холодно обратилась к ней Марша.

— Разумеется.

— Какого размера вы носите лифчик?

Не моргнув глазом, Силки спокойно задрала блузку так, что обнажились великолепные груди.

— Вас удовлетворяет мой ответ?..

Марша густо покраснела.

С беззастенчивым, мальчишеским восторгом Джек глазел на невероятных размеров сиськи.

— Полагаю, что лифчики — буржуйская выдумка для обмана простого народа.

— Кто бы говорил о народе! — слабо возразила Марша; только что увиденное зрелище явно лишило ее душевного равновесия. — Тебе, должно быть, нелегко поднимать вещи, когда ты их роняешь, — сказала она девице.

— В коммунистическом обществе, — объявил Лоуз, — пролетариат ничего не роняет!

Силки рассеянно улыбалась, касаясь своих обнаженных грудей длинными тонкими пальчиками. Затем, пожав плечами, она опустила блузку, расправила рукава и положила руки на стол.

— Что новенького?

— Большая битва на дороге, — сообщил Гамильтон. — Кровожадный Уолл-стрит против героического, самозабвенно распевающего гимны рабочего класса.

Силки с сомнением посмотрела на Джека:

— И чья возьмет?

— Честно говоря, почти вся шакалья стая фашистов погребена под горящими лозунгами.

— Смотри! — вдруг показал на что-то Лоуз. — Видишь, вон там?

В углу бара стоял автомат, продающий сигареты.

— Помнишь?

— Еще бы.

— И тот тоже на месте. — Лоуз ткнул пальцем в другой угол, на леденцовый автомат, едва различимый в табачном дыму. — Помнишь, что мы учудили с ним?

— Конечно. Заставили бандуру выдавать французский коньяк высшего качества…

— …и собирались изменить мир, — вдохновенно продолжил Лоуз. — Подумай только, Джек, что мы могли бы сотворить!

— Думаю, думаю…

— Выдавали бы любой продукт, все, что душа пожелает! Да, вот это был принцип!

— Принцип божественной отрыжки. Или принцип размножения посредством чуда, — кивнул Гамильтон. — В этой свихнувшейся реальности чудо здорово бы пригодилось.

— Мы бы переплюнули коммуняк, — поддержал его Лоуз. — Им приходится вкалывать до седьмого пота. А нам бы нужен был только этот бар.

— И немного трубок из-под неона, — напомнил Джек.

— Ты говоришь так печально, — забеспокоилась Силки. — Что-нибудь случилось?

— Ничего, — кратко ответил Гамильтон. — Ровным счетом ничего.

— Может, я могу помочь?

— Нет. — Он слегка улыбнулся. — Но все равно спасибо.

— Если хочешь, пойдем на второй этаж и ляжем в постельку. — Она с готовностью сдвинула юбку, обнажая пухлые ляжки.

Джек похлопал ее по руке:

— Ты хорошая девчонка. Но это не поможет.

— Уверен?

Она призывно подалась вперед. Груди ее в этот момент напоминали два тяжелых штурмовика, идущих на таран.

— Как-нибудь… в другой раз.

— Какая милая беседа! — Марша состроила презрительную гримасу.

— Мы просто дурачимся, — мягко сказал ей Джек. — Не обижайся, пожалуйста.

— Смерть мировому капиталу! — торжественно рыгнув, провозгласил Лоуз.

— Вся власть — рабочему классу! — тут же откликнулся Гамильтон.

— За народную демократию! — продолжил Лоуз.

— За Союз Советских Социалистических Штатов.

Оторвавшись от пивных кружек, работяги за стойкой хмуро глянули в их сторону.

— Потише, олухи! — просипел Макфиф.

— Слушайте, слушайте! — кричал Лоуз, стуча по столу перочинным ножом. Открыв лезвие, он угрожающе выставил его. — Я сдеру шкуры с хищников Уолл-стрит!

Джек с подозрением смерил его взглядом:

— Негры не носят ножей. Это клевета буржуазии.

— А я ношу.

— Тогда ты не негр. Ты — скрытый негр, предавший свою религию.

— Свою религию? — непонимающе повторил Лоуз.

— Понятие расы — фашистская категория, — сообщил ему Гамильтон. — Негры — это религиозно-культурная группа, и ничего больше.

— Черт возьми! — Лоузу заявление Джека пришлось по душе. — Такая стряпня начинает мне нравиться!

— Может, потанцуем? — спросила Гамильтона Силки. Неожиданно в ее голосе появились властные нотки.

— Не хочу, — сухо ответил Джек.

— Что мы можем сделать для революции? — с энтузиазмом обратился к присутствующим Лоуз. — Кого надо убить?

— Не важно, — махнул рукой Гамильтон. — Первого встречного, кто умеет читать и писать.

Силки и кое-кто из работяг обменялись настороженными взглядами.

— Джек, — заерзала на стуле подружка, — такими вещами не шутят!

— Ни в коем случае! — согласился Гамильтон. — Нас самих едва не линчевал этот бешеный пес Тиллингфорд.

— Ликвидируем Тиллингфорда! — закричал Лоуз.

— Я сделаю это, — брякнул Джек. — Растворю его в кислоте и спущу в унитаз.

Силки по-прежнему не сводила с Джека озадаченного взгляда.

— Прошу тебя, не говори так. Ты пугаешь меня.

— Пугаю? Почему же?

— Потому что… — Она сделала беспомощный жест. — Мне кажется, ты говоришь с сарказмом.

У Марши вырвался истеричный всхлип:

— О боже… она еще и рассуждает!..

Пролетарии тем временем соскользнули с табуретов и, лавируя меж столиками, тихо приближались. Шум в баре стих. Смолк музыкальный автомат. Подростки в дальнем углу сорвались с мест и быстро выскочили на улицу.

— Джек, — испуганно шепнула Силки, — будь осторожен. Ради меня!

— Вообще-то, я многое уже повидал! — усмехнулся Гамильтон. — Даже политически подкованную шлюху. Ай да ты!.. Честная девушка, говоришь? Развращена системой?

— Золотом толстосумов, — мрачно поправил Лоуз, переворачивая опорожненную бутылку. — Совращена пузатым богатеем. А может, священником! Он ее девственность прибил на стене библиотеки, над камином.

Марша тревожно оглядывалась вокруг.

— На самом деле это совсем не бар. Только жалкое подобие…

— Бар, вид спереди, — уточнил Гамильтон. — А тебе что нужно?

— Тогда сзади, — медленно продолжила Марша, — это… партячейка. А твоя подружка…

— Ты работаешь на Гая Тиллингфорда, верно? В тот день я тебя там посадила в машину?

— Да. Но Тиллингфорд меня уволил. Полковник Эдвардс выгнал, Тиллингфорд выгнал… и боюсь, что этим не закончится.

Гамильтона почему-то крайне позабавил тот факт, что пролетарии, окружавшие столик, оказались при оружии. Каждый в этом мире вооружен. И каждый — на той или на другой стороне. Даже юная потаскушка.

— Силки, — проговорил вслух Джек, — я тебя с кем-нибудь другим не перепутал?