Стивен Кинг - Корабль, сокрытый в земле

Одновременно произошло несколько вещей.

Первая — ощущение вибрации под пальцами, как будто дотрагиваешься рукой до столба с высоковольтными проводами. На секунду показалось, что она ввергла его плоть в оцепенение, с невообразимо высокой скоростью растекавшееся по телу. Затем это ощущение прошло. В тот же момент в голове Гарда грянула музыка. По сравнению с ней все, что он слышал прошлой ночью, показалось шепотом — сейчас он как будто находился внутри стереоприемника, включенного на полную мощь.

День выключил меня, и, возможно,

С девяти до пяти я жду,

Когда все будет кончено,

И я домой пой…

Он открыл было рот, чтобы закричать, как все в одно мгновение смолкло. Гарденер узнал песенку, популярную в те времена, когда он ходил в начальную школу; и впоследствии он не раз напевал этот услышанный отрывок, поглядывая на часы. Последовательность событий была такова: секунда-две вибрации, примерно секунд 12 оглушающей уши музыки, затем кровотечение из носа.

Все верно, кроме того, что музыка оглушала. Мелодия раскалывала на части голову. Она совсем не проходила через уши. Она вонзалась в голову прямо из этого чертова куска стали во лбу.

Он увидел, что Андерсон отшатнулась назад и взмахнула руками, как будто отводя что-то от себя. Выражение радостного ожидания сменилось удивлением, ужасом, замешательством и гримасой боли.

Последним ощущением было прекращение головной боли.

Она исчезла полностью.

Но кровь из носа не просто текла: она лилась в три ручья.

3

— Вот, возьми. Боже мой, Гард, с тобой все в порядке?

— Все будет хорошо, — ответил Гарденер голосом, слегка приглушенным ее носовым платком. Он сложил его пополам и осторожно прижал к переносице. Затем задрал голову и почувствовал приторный вкус крови, текущей в горло. Бывало и похуже. Бывало… но недолго.

Они отошли шагов на десять от края разреза и уселись на поваленное дерево. Бобби озабоченно поглядела на него.

— Боже мой, Гард, я не знала, что произойдет что-либо подобное. Ты мне веришь, правда?

— Да, — ответил Гарденер. Он в точности не знал, что Бобби ожидала… но, пожалуй, не это. — Ты слышала музыку?

— Я не слышала ее напрямую, — ответила она. — Я получила представление о ней из твоей головы. Она почти разорвала меня.

— Правда?

— Да. — Бобби оживленно засмеялась. — Когда вокруг меня много людей, я отключаю их…

— Тебе удается? — Он отнял платок от носа. Тот насквозь промок от крови хоть отжимай. Но, слава Богу, кровотечение становилось слабее. Он отбросил платок и оторвал полоску от рубашки.

— Да, — подтвердила Андерсон. — Конечно… не совсем. Я не могу полностью закрыть дверь и отключить восприятие окружающих мыслей, но могу сделать их тише, как… как легкий шепот в глубине головы.

— Это невероятно.

— Это необходимо, — ухмыляясь, промолвила женщина. — Если бы я не могла делать это, я бы никогда не смогла выйти из этого Богом забытого дома. В субботу я ездила в Огасту и сняла мозговой барьер, чтобы прочувствовать, каково же на самом деле.

— И ты прочувствовала.

— Да. Это похоже на ураган, бушующий в голове. Но самое страшное, насколько тяжело потом опять поставить защиту.

— Дверь… барьер… как тебе удается его создавать? Андерсон пожала плечами.

— Не могу объяснить, так же как и мальчишка, шевелящий ушами, не может объяснить, как у него это получается.

Она прокашлялась, чтобы прочистить горло и на секунду посмотрела вниз на ботинки, заляпанные грязью, как успел заметить Гард. Они выглядели так, как будто женщина не слишком часто снимала их за последние 2 недели.

Бобби слегка ухмыльнулась. Улыбка была одновременно смущенной и игривой, в этот момент она стала похожа на прежнюю Бобби. Ту, которая осталась другом для него, когда остальные отвернулись. Ее смущенная улыбка — Гарденер отметил ее в тот миг, когда впервые увидел Бобби, тогда еще первокурсницу. Сам он был новоиспеченным преподавателем, безжалостно разбивающим голову о тезисы к своей диссертации, которая, как он подозревал уже тогда, никогда не будет завершена. Угрожающе и с чувством раздражения он спрашивал первокурсников, что такое дательный падеж. Никто не отвечал. Он подумывал, как бы хорошенько встряхнуть их, когда Андерсон, Роберта, ряд 5, место 3, подняла руку и кратко ответила.

Ответила робко… но верно. И неудивительно, оказалось, что она единственная изучала в школе латынь. И та же смущенная улыбка, что и сейчас, была на ее лице тогда; вдруг Гард почувствовал нахлынувшую волну нежности и любви. Черт возьми, Бобби провела трудное время… но это БЫЛА Бобби. Никаких вопросов по этому поводу.

— Я всегда поддерживаю барьер, — говорила она. — Иначе это как подглядывать в чужие окна. Ты помнишь, я говорила тебе, что почтальон Полсон гуляет на стороне?

Гарденер кивнул.

— Но я не хочу об этом знать. Как не желаю знать, что какой-то бедняга страдает клептоманией или какой-то парень тайно закладывает за воротник… Как твой нос?

— Кровь остановилась. — Гарденер положил окровавленный обрывок рубашки рядом с носовым платком. — Итак, ты постоянно держишь блок.

— Да. По многим причинам — моральным, этическим или просто чтобы не связываться с этим шумным дерьмом в голове — я постоянно поддерживаю его. В случае с тобой я сняла его, потому что ничего не могла подслушать даже когда хотела. Я действительно попробовала пару раз, и если это сводит тебя с ума, как я поняла… но только из любопытства, потому что… я не смогла ничего подслушать… ты такой один, подобных тебе больше нет.

— Ни одного!

— Ни одного. Этому должно быть объяснение, может, это что-то типа редкой группы крови. Может, так оно и есть.

— Прости, что я нулевой группы. Андерсон засмеялась и поднялась на ноги.

— Ты в состоянии двигаться, Гард?

Это кусок металла в моей голове, Бобби. Он был готов произнести это вслух, но потом по какой-то причине передумал. Это она не впускает тебя. Я не знаю, откуда мне это известно, но я знаю, что это так.

— Да, все хорошо, — ответил он. — Я хотел бы

(чего-нибудь

Крепкого)

Чашечку кофе, вот и все…

— Ты получишь ее. Пошли.

4

В то время как одна часть Бобби относилась к Гарду с теплотой и заботливостью прежних времен, сохранявшиеся даже в худшие времена, другая ее часть (которая, по правде говоря, совсем не была Бобби Андерсон) отчужденно, как бы со стороны, пристально наблюдала за всем. Оценивая. Вопрошая. И первый вопрос действительно ли (они) она хотела, чтобы Гарденер находился здесь. Она (они) думала сначала, что теперь все ее проблемы будут решены. Гард присоединится к ней в раскопках, и ей больше не придется копать самой… ее первой составляющей… в одиночестве. Он был прав в одном: стремление сделать все самой почти убило ее. Но той перемены, которую Бобби так жаждала увидеть в нем, не произошло. Лишь это болезненное кровотечение из носа.