Вероника Рот - Дивергент

– Раз уж ты здесь, – произносит он, не оборачиваясь, – можешь войти со мной.

Я прикусываю губу.

– В твой пейзаж страха?

– Да.

Я иду к нему и спрашиваю:

– Разве это возможно?

– Сыворотка подключает к программе, – отвечает он, – но пейзаж определяет программа. И сейчас она настроена на то, чтобы провести сквозь мой пейзаж.

– Ты позволишь мне это увидеть?

– А иначе зачем мне идти? – тихо спрашивает он, не поднимая глаз. – Я хочу кое-что тебе показать.

Он поднимает шприц, и я наклоняю голову, подставляя шею. Когда игла вонзается, я чувствую острую боль, но я уже привыкла к ней. Закончив, Четыре протягивает мне черную коробку. В ней лежит второй шприц.

– Раньше я этого не делала.

Я достаю шприц из коробки. Я не хочу навредить Четыре.

– Сюда. – Он касается шеи указательным пальцем.

Я поднимаюсь на цыпочки и втыкаю иглу, моя рука чуть дрожит. Четыре даже не морщится.

Все это время он глядит на меня и, когда я заканчиваю, кладет оба шприца в коробку и ставит ее у двери. Он знал, что я последую за ним. Знал или надеялся. Оба варианта меня устраивают.

Он протягивает мне руку, и я вкладываю в нее ладонь. Его пальцы холодные и хрупкие. Мне хочется что-то сказать, но я слишком потрясена, и слова не идут на ум. Он открывает дверь свободной рукой, и я следую за ним в темноту. Я уже привыкла без размышлений входить в незнакомые места. Я размеренно дышу и крепко держусь за ладонь Четыре.

– Посмотрим, поймешь ли ты, почему меня зовут Четыре, – произносит он.

Дверь с щелчком захлопывается за нами, лишая остатков света. Воздух в коридоре холодный; вдыхая, я чувствую каждую его частичку. Я прижимаюсь к Четыре, так что наши руки соприкасаются и мой подбородок находится рядом с его плечом.

– Как тебя зовут на самом деле? – спрашиваю я.

– Попробуй понять и это.

Начинается симуляция. Пол, на котором я стою, больше не сделан из бетона. Он скрипит, как металл. Свет льется со всех сторон, и перед нами разворачивается город, стеклянные здания и арка железнодорожных путей далеко внизу. Я давно не видела голубого неба, и, когда оно расстилается надо мной, у меня перехватывает дыхание и кружится голова.

Затем начинает дуть ветер. Он дует так сильно, что мне приходится прижаться к Четыре, чтобы не упасть. Он забирает у меня руку и вместо этого обнимает за плечи. Сначала мне кажется, будто он хочет меня защитить… но на самом деле ему трудно дышать, и он хватается за меня, чтобы устоять на ногах. Он с трудом вдыхает и выдыхает открытым ртом, сквозь сжатые зубы.

Высота кажется мне прекрасной, но поскольку мы здесь, это один из его самых страшных кошмаров.

– Нам надо спрыгнуть, да? – Я перекрикиваю ветер.

Он кивает.

– На счет «три», хорошо?

Снова кивок.

– Раз… два… три!

Я пускаюсь бежать и тащу его за собой.

После первого шага остальные даются легче. Мы одновременно прыгаем с края крыши и падаем быстро, как два камня. Воздух рвется навстречу, земля растет под ногами. Затем пейзаж исчезает, и я оказываюсь на четвереньках на полу, улыбаясь. Мне понравилось это чувство в тот день, когда я выбрала Лихость, и оно нравится мне сейчас.

Четыре рядом со мной задыхается и прижимает руку к груди.

Я встаю и помогаю ему подняться.

– Что дальше?

– Дальше…

Что-то твердое ударяет меня в спину. Я налетаю на Четыре, головой между ключиц. Слева и справа вырастают стены. Места так мало, что Четыре прижимает руки к груди, чтобы поместиться. Потолок с грохотом падает на стены, и Четыре стонет и горбится. В комнате достаточно места только для него одного.

– Заключение, – произношу я.

Он издает гортанный звук. Я наклоняю голову и чуть отстраняюсь, чтобы посмотреть на него. Его лица почти не видно, настолько темно; и воздуха мало, мы делим его друг с другом. Четыре гримасничает, словно от боли.

– Эй, – окликаю я. – Все в порядке. Вот…

Я направляю его руки вокруг себя, чтобы ему было просторнее. Он вцепляется мне в спину и почти касается лица лицом, по-прежнему горбясь. Его тело теплое, но я чувствую только кости, обтянутые мышцами, они тверды как камень. У меня горят щеки. Может ли он почувствовать, что я все еще сложена как ребенок?

– Впервые в жизни я рада, что такая маленькая, – смеюсь я. Возможно, шутка поможет ему успокоиться. А мне – отвлечься.

– Мм, – придушенно мычит он.

– Нам отсюда не вырваться. Проще встретить страх лицом к лицом, верно? – Ответа я не жду. – Так что тебе нужно еще немного уменьшить пространство. Сделать хуже, чтобы стало лучше. Согласен?

– Да. – Короткое напряженное слово.

– Хорошо. Значит, нам надо скорчиться. Готов?

Я обнимаю его за талию, чтобы вдвоем опуститься на пол. Чувствую твердую линию его ребра, прижатого к моей ладони, слышу скрип деревянных планок друг о друга, когда потолок опускается вместе с нами. До меня доходит, что мы не поместимся, пока между нами столько свободного места; я поворачиваюсь и сжимаюсь в клубок, спиной к его груди. Одно его колено согнуто рядом с моей головой, другое скрючено подо мной, так что я сижу на его лодыжке. Мы – путаница рук и ног. Он хрипло дышит мне в ухо.

– Ох! – сипит он. – Так еще хуже. Это совершенно…

– Тсс. Обними меня.

Он покорно обвивает руками мою талию. Я улыбаюсь, глядя на стену. Я не наслаждаюсь происходящим. Вовсе нет, ничуточки.

– Симуляция измеряет твой отклик на страх, – мягко говорю я.

Я просто повторяю его слова, но, возможно, напоминание пойдет ему на пользу.

– Так что, если ты сумеешь понизить свой пульс, симуляция перейдет к следующему эпизоду. Помнишь? Так что попытайся забыть, что мы здесь.

– Да ну? – Его губы шевелятся у моего уха, и меня окатывает жаркая волна. – Легко сказать.

– Большинство парней не прочь оказаться с девушкой в тесной камере, знаешь ли. – Я закатываю глаза.

– Только не те, кто страдает клаустрофобией, Трис! – В его голосе звенит отчаяние.

– Ладно, ладно. – Я накрываю его ладонь своей и прижимаю к груди, прямо над сердцем. – Почувствуй мое сердце. Чувствуешь?

– Да.

– Чувствуешь, как ровно оно бьется?

– Быстро.

– Да, но ящик тут ни при чем.

Я морщусь, едва договорив. Я только что в чем-то призналась. Надеюсь, он этого не понял.

– Вдыхай всякий раз, когда я вдыхаю. Сосредоточься на этом.

– Хорошо.

Я глубоко дышу, и его грудь поднимается и опускается вместе с моей. Через несколько секунд я спокойно произношу:

– Может, расскажешь, откуда взялся этот страх? Может, если поговорить об этом, станет легче… немного.