Александр Климай - Ихтиандр

— Нет, — ответил капитан.

На поверхности, по-прежнему, ничего, кроме волн, не было видно.

— Подвсплыви еще: перископ захлестывает…

В пересечении нитей прицела показался корабль.

— Американец! — сквозь зубы процедил капитан. — Долбануть бы его…

— Капитан, попрошу без излишеств, — произнес Дитрих.

— Да, понимаю, понимаю, только вот полный боезапас торпед зря туда-сюда возим.

— Ну почему зря — дорога длинная, кто знает, — ответил Дитрих.

Американский транспорт проследовал недалеко в стороне, так и не узнав об опасности, грозившей ему из-под воды. На подлодке было принято решение ждать…

Сальватор и Гуттиэре находились в одном из шести отсеков подлодки. После разговора с Дитрихом с них сняли наручники, но рядом постоянно находился часовой. Судя по его реакции, он не понимал французского языка, и пленники могли говорить о чем угодно. Гуттиэре, видя уверенность профессора, почти успокоилась и лишь изредка тихо всхлипывала…

— Я рассказывал о Джонсоне, — говорил Сальватор. — И где-то в душе был готов к этому же… Хотя, конечно, пытался опередить судьбу. Но мои труды — как мираж… Постоянно не хватало времени…

— Что хочет от вас этот человек? — спросила Гуттиэре, кивая головой в сторону командирской рубки.

— Того же, что и от Джонсона, — чтобы я работал на фашистов, — ответил профессор.

— Нас везут в Германию?

— По всей вероятности, да.

Новый поток слез хлынул из прекрасных глаз молодой женщины. Она некоторое время не могла успокоиться, несмотря на уговоры профессора.

— Сыночек, милый мой сыночек, — причитала Гуттиэре, — неужели я больше никогда не увижу тебя?! Отец, что же нам делать?!

— Во-первых, наконец, успокоиться, ну сколько можно, дочка? Если ты дашь мне спокойно думать, я, может быть, что-нибудь и соображу. Но если ты будешь лить слезы — вряд ли.

Это подействовало на женщину. Она смогла взять себя в руки и притихла.

— Путь долгий, за это время многое может измениться. У меня нет ощущения, что это наш конец. Не надо падать духом… — говоря все это, профессор наблюдал за своей невесткой: ободряющие слова подействовали на женщину. Она совсем перестала плакать и ушла в свои мысли.

Профессор прислушался… По всему было видно, что лодка остановилась. Дверь открылась, и в ее проеме показался Дитрих. Часовой вышел, затворив ее за собой.

— Почему мы стоим на месте? — спросил де Аргенти.

— А вы разве торопитесь куда-нибудь? — вопросом на вопрос ответил немец. — Для профессора медицины вы неплохо разбираетесь в состоянии подлодки. Мы действительно стоим и ждем транспорт-заправщик, который будет сопровождать нас.

— Сопровождать? Ах да, горючее… Скажите, Дитрих, я думаю, это уже не военная тайна — сюда вы плыли через залив Ла-Плата и мыс Горн?

— Да, профессор. Подлодка была так близко от вашей виллы, что из ее окон, пожалуй, можно было рассмотреть всплывший корабль. Но тем не менее, ее никто не заметил, так как она пришла в залив в подводном положении. Капитану пришлось ждать меня с полудня до заката солнца. Вечером я добрался до нее на резиновой шлюпке.

— Обратно мы плывем тем же путем?

— Да, но без захода в ваш родной залив, — Дитрих лукавил — в его планы входило посещение Буэнос-Айреса.

Беседа была прервана неожиданно — в отсек вошел штурман:

— Господин майор, вас просит к себе капитан…

В этот вечер Дитрих больше не возобновил беседы с Сальватором — прошло контрольное время «X», а транспорт по-прежнему не появлялся. Нужно было что-то решать… Был запасной вариант… Но резидент не хотел выпускать и части лавров из своих рук. Поэтому было принято решение — ждать еще сутки…

Измученная Гуттиэре наконец забылась и заснула. Сальватор сидел рядом возле нее и задумчиво гладил мягкие черные волосы. Он думал о Сандро, вернее, о шпионе Дитрихе…

Этого человека привел Джеймс Вейслин, после того, как была построена небольшая частная клиника. На место второго хирурга предназначался другой человек — знакомый профессора. Но по семейным обстоятельствам он так и не смог уехать из США. Учитывая требования и характер Сальватора, подыскать подходящую кандидатуру оказалось трудно. После некоторого периода неудач профессор, наконец, поручил это дело Вейслину.

За все прошедшее время Сальватор ни разу не имел претензий к Джеймсу. Как хирург и как человек он оказался безукоризненным. Личная жизнь Вейслина беспокоила профессора, и он даже пытался вмешиваться, но… Он доверял Вейслину, единственное, что не знал Джеймс, это то, что сын профессора — приемный и что он обладает способностями человека-амфибии благодаря операции. Но и этот секрет был сохранен только потому, что сам Вейслин так и не приехал на остров и лично не был знаком с Ихтиандром…

Когда Вейслин наконец привез Сандро, то Сальватор не возражал против его кандидатуры. Понаблюдав за ним, за его руками на операциях, профессор остался доволен выбором и утвердил Сандро в клинике.

После случая с Джонсоном у него возникли некоторые сомнения по отношению к Вейслину…

— А может быть, Дитрих и Джеймс связаны?!. А почему бы и нет? — неожиданно пришел ответ. Сальватор сидел некоторое время в растерянности. Это чувство было в нем оттого, что профессор считал себя знатоком людей… — Неужели я так ошибся?!

После некоторого раздумья, он решил попытаться выведать о Вейслине у Дитриха Редера. И хотя это обстоятельство и не имело теперь большого значения, он твердо решил выяснить все, что занимало сейчас его мысли.

ГЛАВА 15

Через несколько дней после отъезда Сальватора и Луэстенов с острова пришло письмо, вскрытое Ольсеном. Оно оказалось небольшим по объему и кроме сообщения об отъезде в Новую Зеландию никакой ценной информации больше не имело.

— Хорошо, что Ихтиандр с семьей не уехал, — рассуждал Ольсен, — впрочем, Сальватор отправился в поездку из-за Луизы… Но где же этот Кристо? Обещал быть через час, а сам где-то болтается. Зря Сальватор взял его к себе, я бы и дня такого работника не держал. Хотя… — Ольсен нажал кнопку — вошел Джим.

— Ты не знаешь, где сейчас Кристо?

— Он собирался с братом за жемчугом.

— Ясно.. Можешь идти, Джим.

Негр вышел.

— Приедет Сальватор — буду настаивать на его увольнении. Слишком развязно ведет себя. И братцу спокойно не живется — пенсию профессор назначил, а все старого за жемчугом тянет…

Бальтозар действительно постарел с тех пор, как мы с ним расстались… Он дважды приезжал на остров, и несмотря на радушный прием и расположение Эдди, погостив последний раз два месяца, вернулся к себе в Буэнос-Айрес. Гордый индеец долго отказывался от материальной поддержки Сальватора, но и согласившись на нее, не бросал своего прежнего промысла. В ответ на многочисленные вопросы по этому поводу своего брата Кристо, Бальтозар только махал рукой и отмалчивался. И трудно было сказать, что это — привычное дело всей его жизни, которое невозможно было оставить, или это упрямство старого индейца…