Владимир Васильев (Ташкент) - Гостиница

Платформа с хрестом, как нож, разрезав людскую толпу, приблизилась к Гостинице, БТР затащил ее по пандусу на вымощенную мраморными плитами паперть, возвышавшуюся над уровнем площади, и остановился у Ступеней Поэта, с которых он когда-то читал стихи своим немногочисленным слушателям. Когда платформа поднималась по наклонной плоскости, подвешенные пацаны делали отчаянные попытки, чтобы не удавиться — их ноги перестали доставать до поверхности платформы. Им приходилось изображать адские качели, по очереди подпрыгивая и опускаясь, чтобы глотнуть воздуха.

— Нам пора! — шагнул к двери Мессия. — Мы рискуем опоздать!..

— Завянь на секунду! — попросила Девчонка. — Шмотки сменю, а то не узнают меня демики… Хреново будет, если не узнают… — она достала из одежного шкафа свое замурзанное платьице, резво скинула белый больничный халатик и так же резво натянула платье. — Расплетусь по дороге, — решила она. — Поканали!..

Госпожа Мэр, сославшись на недостаток места, приказала своим телохранителям освободить вертолет, что вызвало их профессиональное недовольство, и «святое семейство» поднялось в воздух.

Бабушка расплетала Девчонке косы, а мать склонилась к уху сына, шум вертолета мешал нормально разговаривать, и призналась:

— Не знаю, важно это или нет?.. Но в тот год, когда ты родился, мне приснился странный и удивительно четкий по своим ощущениям сон, будто я — река, начинающаяся с маленького озерца. Ко мне подходит ОН… Только не такой, каким я его видела в последний раз, а совсем молодой, каким я его никогда не знала… И он посмотрел в меня до самого дна моего. От этого взгляда даже рябь пошла по поверхности озерца… А потом он прильнул ко мне жаждущими губами. И я утолила его жажду. Он погрузился в воды мои, и я приняла его… Это было божественно… Потом он ушел… Потом появился ты… Смешной сон…

— Удивительный сон, мама… Мне тоже иногда снится озерцо и речка, вытекающая из него… Может быть, я вижу во сне тебя?..

— Иду на снижение, — сообщил пилот.

Все посмотрели на Мальчика, но им улыбнулся уже Мессия. Вертолет приземлился на площади неподалеку от платформы.

— Смерть палачам Бога! — уже несся над площадью знакомый голос.

— Смерть! — покорно выдыхала Толпа.

— Мессир хочет повязать их общей мокрухой, — усмехнулась Девчонка.

— Надеюсь, мы не позволим ему этого сделать, — ответил Мессия и улыбнулся Девчонке: — Ты прекрасна, мой маленький Бог-друг…

И действительно — горящие внутренним огнем и решимостью глаза, теперь не затуманенные ни ненавистью, ни алкоголем, белая кожа и длиннющие, вьющиеся после кос волосы, делали ее диковатое лицо прекрасным.

— Сме-е-е-рть! — уже истерически вопила Толпа.

И тут из вертолета выпрыгнул Мессия в кипельно белом больничном костюме, довольно ладно на нем сидевшем. Следом выпрыгнула Девчонка в замурзанном платьице и встала рядом с ним.

— Бог! — неровно прокатилось по площади, благо оперативное телевидение передало его крупный план на громадные экраны.

— Дева-спасительница! — прокатилось следом. Ее-таки узнали.

Третьим выпрыгнул доктор с медицинским чемоданчиком. Он помог выйти госпоже Мэр и Бабушке.

— Богоматерь! — выдохнула Толпа.

— Старшая богоматерь! — приветствовала она появление Бабушки.

На какое-то время интерес к новым действующим лицам столь впечатляющего спектакля приглушил жажду крови. И этим следовало воспользоваться.

Мессия с разбегу заскочил на платформу и подставил спину двоим пацанам. Следом на платформу не менее ловко вспорхнула Девчонка и, сверкнув на солнце скальпелем, разрезала веревку, соединяющую две шеи.

Пацаны, скользнув по спине Мессии, без сознания рухнули на платформу. Та же операция молниеносно была проделана и со второй парой.

— Дева-спасительница!.. Дева-спасительница! — умиленно перекатывалось по толпе.

Возле платформы соорудили подобие ступеней из ящиков и по ним поднялись Бабушка и Мама.

«Святое семейство» на фоне хреста смотрелось вполне сценично, хотя на чей-нибудь аскетический художественный вкус, быть может, даже слишком эффектно — два ребенка на переднем плане и две Прекрасные Дамы — на втором.

Мессия поднял перевязанные руки, привлекая к себе внимание и ожидая полной тишины. А дождавшись произнес негромко, немного устало, без лишней аффектации:

— Вы звали меня, и я пришел…

По площади пронеслось шелестящей волной:

— Боже… боже…

— Признаюсь честно, — продолжил он тихо, словно с каждым беседовал один на один, — мне странно и неловко соотносить это высокое имя с собственной персоной. Еще вчера я и помыслить об этом не мог, но и сегодня считаю, что не заслужил вашего столь ответственного доверия. Я понимаю, что этот выбор сделан не холодным рассудком, а страдающим сердцем, и потому не считаю для себя возможным ответить на ваш душевный порыв рассудочным отказом. Хотя по здравому размышлению я именно так и должен был бы поступить. Однако любовь не рассуждает. А наши с вами отношения и есть любовь. Слепая, требовательная и полная надежд любовь родителя к своему ребенку. Ибо вы породили меня. Я — дух от духа вашего. И ровно настолько Бог, насколько вы в меня верите. Вот здесь, рядом — Мать моя. Но Отец мой — Город… То есть вы. И я постараюсь не обмануть надежд Отца своего, коли он вложил в меня свою душу… Постараюсь… Это не значит, что сумею… У нас может что-то получиться только в одном случае — если мы вместе будем творить это. Не ждите чуда ни от меня, ни от кого бы то ни было. Чудо — это ваш труд, труд души вашей… Невольно ловлю себя на ощущении, что вещаю вам ужаснейшие банальности… Но никто не может сообщить вам ничего нового о вас, кроме вас самих. Наверное, мессии, мудрецы, пророки затем только и нужны, чтобы в очередной раз напомнить о тех банальностях, без которых невозможна жизнь человеческая. Не вижу, почему бы то же самое не сделать десятилетнему мальчику, если вы готовы его слушать…Беда в том, что мессии и пророки во многом противоречат друг другу и, что еще хуже, — элементарным принципам нравственности, самонадеянно выдавая доступную им част истин за Божественное Откровение, за Абсолют, который нельзя познать, ибо он необъятен. Только коллективным духовным усилием человечества можно сделать шаг на Пути к нему. Ибо духовный Абсолют не может существовать без Духа, а Дух — это наши с вами души… И потому, если Бога нет в вас, то его не существует вовсе!..

Я не имею в виду ту абстрактную духовно-материальную субстанцию, которая якобы сотворила наш мир, тот аристотелевский «перводвигатель», с которого началась жизнь нашей вселенной. Тем более, не имею в виду того зловредного старичка, которому больше нечем заняться, кроме как подглядывать за нашей суетой и насылать на нас глад и мор. Бог-соглядатай — это мерзко, но Бог, экспериментирующий над живыми существами — это из области психопатологии…