Примо Леви - Бандагал (сборник)

— Черт знает что! — в ярости воскликнул мужчина лет шестидесяти. — Я всю жизнь сажал картофель, а мне говорят, что я должен выращивать хлопок… Хлопок! — с презрением повторил он. — Да я не променяю одну картофелину на тонну хлопка.

— Господин Джозеф Мюллер, — медоточивым голосом позвала секретарша.

Мюллер предъявил документы, и его впустили в зал. Томас Смит подошел к столу и угодливым голосом спросил:

— Простите, барышня, вы не знаете, прибыл ли уже мой друг Рене Бомон? Мы вместе учились в аграрной школе и…

— Рене Бомон? — повторила секретарша, перелистывая регистрационную книгу. — Нет, Бомон пока не прибыл.

На лице Смита отразилось такое отчаяние, что секретарша поспешила его утешить.

— Не огорчайтесь. Он наверняка прилетит со следующим кораблем.

— Видите ли, мы с Бомоном проверяем на практике новый метод выращивания хлопка.

— Хлопка? — удивилась секретарша. — Но мы и такие знаем, куда деваться от хлопкоробов. Перед вами прибыла группа из двухсот земледельцев, и девяносто семь процентов из них оказались хлопкоробами. Да и сегодня…

— О, надеюсь, что хоть кто-нибудь из оставшихся умеет выращивать артишоки? — с улыбкой произнес Томас Смит. — Моя жена обожает артишоки!

— Весьма сожалею, — окинув его быстрым взглядом, сказала секретарша, — но для выращивания артишоков не подошел ни один человек.

— Да что вы говорите! А может, в тест закралась какая-нибудь ошибка?

— Прошу вас немедленно вернуться на место, — ледяным тоном произнесла секретарша. — И учтите, господин… господин…

— Смит, Томас Смит.

— Господин Смит, у нас, на Мобвиле, не любят доморощенных остряков.

— Прошу прощения, барышня, — покорно сказал Томас Смит.

Джозеф Мюллер вышел из Зала в полнейшей растерянности.

— Ну как, все в порядке? — спросил профессор Контер.

— Моим врагам бы такой порядок! — выпалил Мюллер. — Я всю жизнь сажал свеклу. Если я что-нибудь и ненавижу, так это…

— Значит, вам не разрешили выращивать свеклу.

— Какую к дьяволу свеклу! Хлопок! — закричал Мюллер. — Будь он проклят, этот поганый хлопок! Кому он нужен, черт возьми?!

— Растение из семейства мальвовых, — мягко сказал психолог, — с лопастными листьями, желтыми лепестками и плодом в виде коробочки.

— В виде чего?..

— В виде коробочки, с семенами, покрытыми длинными волосками, именуемыми «волокном». Хлопок идет на выработку тканей, а также…

— Но я терпеть не могу длинные волоски! Я всю жизнь выращиваю свеклу. А до меня ее выращивали мой дед и прадед.

— Да, но в тестах не бывает ошибок, — с улыбкой сказал мнимый Томас Смит.

— Может, и так, — пробормотал Мюллер. — Но что это за тесты, если…

— Ну, это, разумеется, завуалированные тесты.

— Да в них сам черт ногу сломит! Мне задали несколько таких вопросов… Э, я дал клятву молчать. Но как можно решить, будто я пригоден к выращиванию хлопка, только на основании… Молчу, молчу. Будь он трижды проклят, этот хлопок.

— Томас Смит, ваша очередь, — холодно сказала секретарша.

— Подождите меня здесь, господин Мюллер, — торопливо сказал профессор Контер, — и мы пошлем к дьяволу весь хлопок Девятой Галактики!

Пятеро судей сидели на широкой, слегка выгнутой скамье, а экзаменуемый стоял перед ними.

— Томас Смит, земледелец, — окинув психолога подозрительным взглядом, сказал председатель суда. — По правде говоря, не очень-то вы похожи на земледельца.

— Он скорее смахивает на агента бюро похоронных принадлежностей, — буркнул второй судья, и все четверо громко расхохотались.

— Замолчите! — крикнул председатель суда. — Итак, Томас, поскольку ты последний из всех, клятву можешь не давать. Приступим к делу. Чем бы ты хотел заниматься?

— Выращивать артишоки, — с надеждой сказал Томас Смит.

— Ах, вот как, мистер хочет разводить артишоки! — воскликнул один из судей.

— Молчать! — рявкнул председатель суда. — Чтобы проверить, можешь ли ты разводить артишоки, Томас, мы зададим тебе несколько очень легких вопросов. Не удивляйся, если вопросы покажутся тебе совершенно не связанными с артишоками. Как ты, несомненно, знаешь, в тестах ошибок не бывает.

— Тесты никогда не лгут! — с энтузиазмом воскликнул второй судья.

— Молчать! — гаркнул председатель. — Итак, Томас, как ты сам отлично знаешь, тесты для того и предназначены, чтобы определить пригодность человека…

— …к выращиванию артишоков! — отозвался второй судья.

— Билл! Попробуй еще раз прервать меня, и я пересчитаю все зубы в твоем паршивом…

— Стоит ли сердиться из-за такого пустяка, — миролюбиво ответил судья Билл.

— Так вот, Томас. Надеюсь, ты все понял? А теперь слушай меня внимательно:

Бартуме родился раньше,Бофан родился прежде,И Баттиста был рожден.Кто из них старший?

Тут председатель суда не удержался и фыркнул. А четверо судей залились неудержимым смехом.

— Молчать! — приказал председатель. — Ну так как, Томас?

— А какой это язык? — с любопытством спросил Томас.

— Модифицированный галактический.

— Э, тогда все ясно. Самый старший из братьев — Баттиста.

Судьи переглянулись в сильнейшем изумлении.

— Что он такое плетет? — рявкнул второй судья.

— Почему Баттиста? — полюбопытствовал председатель суда.

— Так это же элементарно, — ответил Томас. — В первых двух случаях вы употребили прошедшее время, а в третьем — давно прошедшее, означающее предшествующее действие. Значит, Баттиста родился раньше двух других своих братьев.

— Билл! — в сильнейшем гневе воскликнул председатель суда. — Ты предложил эту идиотскую загадку?

— Чтоб он подавился, этот Томас! — пролаял Билл. — Ее загадывал нам, ребятишкам, мой дедушка. Чтобы нас подурачить. Ведь у нее не было и нет разгадки.

— Любой субъект с минимальным логическим коэффициентом легко нашел бы ответ, — сказал Томас.

— Разумеется, разумеется, — откашлявшись, подтвердил председатель суда. — А теперь, Томас, слушай меня, что называется в оба уха, и не вздумай хитрить.

Три груши висели,Три монаха на них глядели.Каждый взял одну,Остались две груши.

Как видишь, дружище, это чисто сельскохозяйственная загадка.

Тут председатель засмеялся, а четверо судей от хохота попадали со скамьи.

— Ну как, милый Томас?

— Если «Каждый» имя одного из монахов, то все сходится. Но такое решение следует отвергнуть. Загадка была бы слишком простой даже для субъекта с логическим коэффициентом низшей степени. Поэтому следует предположить, что одну грушу съели, а две остались.