Роберт Уилсон - Спин

Разворачивалась предвыборная борьба, и обе главных партии проявляли активность, особенно их радикальные фракции. Гарланд, республиканец-реформист, уже отпрезидентствовал два срока, и в качестве его преемника выставили канидатуру Престона Ломакса, вице-президента при Клейтоне. Ломакс, согласно опросам, опережал соперника, чем журнал, поместивший статью, явно был недоволен. «Скандал», однако, был высосан из пальца. Аппаратура, предложенная фирмой «Болл», действительно более дешевая, превышала закупленную весом, габаритами и уступала ей в существенных технических параметрах.

Это я и сказал Молли во время трапезы в Чампсе, в миле от «Перигелиоиа». Ничего в этой статье нового, сказал я ей. Обычная предвыборная брехня.

— Неважно, правы они или нет, — возразила Молли. — Главное, как они это подают. Главное, что крупный печатный орган находит целесообразным пускать стрелы в «Перигелион».

В том же номере журнала, в редакционной статье, проект терраформинга Марса назывался «самым крупным в истории разбазариванием средств, как в отношении финансов, так и в отношении людских ресурсов человечества». Участники клеймились также за стремление поживиться на глобальной катастрофе. Автор высказываний — спичрайтер Христианской консервативной партии.

— Это журнал христианских консерваторов, Молл. Что хотят, то и пишут.

— Они хотят нас скинуть.

— Кишка тонка. Даже если Ломакс проиграет выборы. Даже если наша роль снизится до наблюдательной. Мы — единственный глаз, заглядывающий в «Спин».

— Что не означает, что всех пас не могут выгнать и заменить.

— Не помрем даже в этом случае.

Она явно придерживалась иного мнения.

Молли работала приемной сестрой еще при докторе Кениге, до моего появления в фирме. Более пяти лет она представлялась мне вежливым, профессионально эффективным предметом обстановки. Мы мило беседовали, обменивались любезностями. Я как-то постепенно узнал, что она на три года моложе меня, живет одна, где-то недалеко, не на первом этаже, без лифта, не на берегу. Слишком разговорчивой она не казалась, и я считал, что это ее стиль.

Затем, менее месяца назад, Молли, собирая сумочку в конце рабочего дня, вдруг пригласила меня на обед. Я удивился.

Почему?

Потому что ей, видите ли, надоело ждать, когда я сам соображу ее пригласить. Итак, согласен? Не согласен?

Согласен.

Молли оказалась куда более едкой, остроумной, циничной собеседницей, чем я мог себе представить. С тех пор мы не раз повторили поход в Чампс. Подходящее меню без претензий, подходящая непринужденная атмосфера. Я часто думал, что Молли в этой пластиковой палатке выглядит наилучшим образом, облагораживает ее своим присутствием, оживляет своими длинными светлыми волосами — сегодня из-за высокой влажности воздуха не столь упругими, как обычно. Ее подсвеченные зеленью контактные линзы тоже выглядели эффектно.

— Прочитали боковую врезку? — спросила она.

— Просмотрел.

К статье прилагалось нечто вроде справки о личной жизни Джейсона, в сопоставлении с профессиональной его деятельностью совершенно незаметной, как бы даже несуществующей.

От знакомых Джейсона Лоутона можно услышать, что скромность домашней его обстановки как нельзя лучше соответствует романтичному образу отшельника. Никто никогда не слышал о его невесте, любовнице или супруге того или иного пола. Создается впечатление, что он не просто сочетался браком со своими идеями, но и патологически им предан. И во многих отношениях Джейсон, как и вся фирма «Перигелион», сжат в тисках влияния своего отца. При всех его свершениях, ему еще предстоит проявить себя как самостоятельной личности.

— Ну, в этой части они ничего не изобрели, — заключила Молли.

— Гм… Джейсон, конечно, несколько зациклен, но…

— Он проходит по приемной, как будто меня не существует. Ничего особенного, но теплом от него не веет. Как его лечение?

— Какое еще лечение? Я ни от чего его не лечу. — Конечно, Молл просматривала его медкарту, но в ней о рассеянном склерозе ни слова. — Он заходит так, поболтать.

— Угу. Только иной раз, когда заходит поболтать, приволакивает ногу. Ладно, оставим эту тему, но я ведь не слепая. Так, к сведению. Но сейчас он в Вашингтоне, это ведь не секрет?

Вообще его в последнее время чаще можно было застать в Вашингтоне, чем во Флориде.

— Много толкуют. Жужжат, как в улье. Присматриваются к послевыборному периоду, примериваются, прикидывают.

— Что-то изменится.

— Что-то все время меняется.

— Я имею в виду «Перигелион». Народ все примечает. Вот свежая новость: к нам только что присоединили еще сотню акров соседней территории за западным забором. Мне сообщил Тим Чесли из кадров. Того и гляди, там что-то начнут строить. Он сказал, что на следующей неделе ожидают геодезистов.

— И что там будет?

— Никто не знает. Может, расширяемся. Может, нас выкинут на улицу и откроют супермаркет.

Я об этом услышал впервые.

— Мы вне событий, — усмехнулась Молли. — Контакты нужны, контакты.

После ужина мы отправились к Молли, и я остался у нее на ночь.

Не смогу описать жестов, взглядов и прикосновений, сопровождавших интимные моменты. И не потому, что я ханжа и пурист, а из-за какого-то провала в памяти. Стертые воспоминания не восстановились. В этом определенная ирония. Я запомнил строки статьи, которую мы обсуждали, помню меню в Чам-псе, помню, кто сидел за столиком напротив… Но о наших минутах наедине лишь какие-то нечеткие кадры: полумрак в комнате, ветер играет шторами на окне, размытая зелень ее глаз…

Джейсон вернулся чуть ли не через месяц. Он стрелой проносился по коридорам, как будто получил там, на Потомаке, какую-то энергетическую подкачку.

С ним прибыла куча охранников в черных костюмах, выросших неведомо на каком огороде, но, по слухам, из службы безопасности министерства финансов. Затем зачастили группки проектировщиков и подрядчиков, в разговоры с нашими сотрудниками не вступавших. Молли кормила меня слухами: компаунд пойдет под бульдозер; компаунд расширяется; пас всех уволят; нас всех ждет повышение окладов. В общем, что-то происходило.

С Джейсоном я не сталкивался почти неделю. Потом вдруг, в четверг к вечеру, он забрел в мой кабинет и пригласил меня наверх:

— Хочу тебя кое с кем познакомить.

Подойдя к лестнице, я мгновенно оброс эскортом вооруженных охранников с табличками общего допуска на нагрудных карманах. Меня проводили в верхний конференц-зал. Точнее, отконвоировали, как будто подчеркивая, что иного маршрута для меня здесь не предусмотрено, шаг вправо, шаг влево… В дверь, правда, не впихнули, а открыли ее передо мной вежливо, предупредительно. Я глубоко вдохнул и шагнул внутрь.