Яна Завацкая - Ликей

— Да в этом плане у меня и нет претензий, — холодно ответил Алексей. Вновь появился официант, ловко балансируя сразу тремя подносами.

Алексей заказал для Лены суп харчо, на второе — бифштекс с картофелем фри, салат, кроме того — чай и мороженое, которое официант обещал принести позже. Себе он взял только второе. Лена покраснела и пискнула: ты думаешь, я могу все это съесть? Я помогу, ласково сказал Алексей, не брошу же я друга в беде.

— Вы знаете, Алексей, мне понравилась проповедь, — заговорила Джейн, — это было очень умно, уместно как-то, правильно…

— Я рад, что вам понравилось, — Алексей разрезал мясо, внимательно глядя в тарелку.

— Но все же… в этой проповеди ощущается какой-то дух суровости, даже жестокости по отношению к человеку. Мне кажется, что это не Божественное… ведь Бог — это только любовь, только радость, в нем нет ничего темного…

Алексей пожал плечами.

— Что такое любовь?

— Но ведь это же ясно! — воскликнула Джейн, — Зачем ставить такие вопросы? Что такое свет? Что такое солнце? Что такое добро? Ведь каждую минуту нашей жизни мы точно знаем, что для нас является добром, а что — нет…

— Для нас — возможно, а для других?

— И для других… ведь это же всегда очевидно!

— Для меня это далеко не всегда очевидно, — ответил Алексей. Джейн замолчала — а что тут возразишь? Он как будто совсем не хотел с ней разговаривать.

— Понимаете, Алексей, в этой проповеди говорилось о древних людях так, как будто они были какими-то дикарями… И только закон ввел их в какие-то рамки. Но закон — вовсе не от Бога. Законы — это человеческое. И если так рассуждать, то человек — это какое-то низкое, грешное существо, которому дано только пресмыкаться и выполнять чьи-то поручения… это отрицание Божественной, высокой природы человека, и это, если хотите, оправдание насилия! Ведь закон — это насилие! В современном мире мы стараемся обойтись почти без насилия, мы создали Всемирное братство людей с Божественными законами милосердия и любви… А в этой проповеди — как будто возвращение к старому, к жестокости и ненависти, — Джейн осеклась, заметив на лице Алексея мимолетно промелькнувшую гримасу… отвращения, страха, некоей экзистенциальной усталости?

— Человек грешен, — сказал он коротко, — С этим мы сами ничего сделать не можем.

— Но как вы можете так говорить, Алексей? Вы были ликеидом…

— Прошу вас, не напоминайте об этом все время, — сказал Алексей, — Если я перестал им быть, значит, у меня были на то причины, верно?

— Да нет, конечно… я понимаю вас и уважаю ваше решение, — заторопилась Джейн, — но я сейчас о другом… ведь вы против насилия над личностью, верно?

— Бывают разные ситуации, — неохотно сказал Алексей.

Джейн поняла, что ей просто не хочется больше открывать рот. Его невозможно вытащить на разговор! Он как будто шарахается от нее, как будто боится… Спросить бы прямо — отчего вы так плохо ко мне относитесь? Но неудобно при Лене.

Такое ощущение, что он отвечает почти через силу…

А между тем — разве он не чувствует, что Джейн, несмотря на все разногласия, духовно ближе к нему, чем Лена? Они могут спорить, но спорить на равных — они читали одни и те же книги, у них примерно равный уровень культуры, они говорят на одном языке. Родные языки у них не совпадают, но ведь ликеид лишен национальности…

А с Леной — разве он мог бы с ней говорить о таких вещах? Да ее это просто не интересует… Она не живет, а существует, как… как животное.

А может быть… Джейн перестала есть и пристально посмотрела в лицо Алексея. Может быть, это определенный тип мужской психологии. Некоторые мужчины… не ликеиды, конечно — тем воспитание не позволяет… предпочитают слабых, глупых женщин, именно для того, чтобы рядом с ними чувствовать себя крутым и сильным. Им нужна не подруга, стоящая рядом, а угнетенное, низшее существо иной породы…

Но это же совсем не похоже на Алексея! Нет, нет… Это невозможно.

Это вовсе не обычная ревность, поняла Джейн. Мне нечего стыдиться этого чувства. Да, я убеждена, что с Леной ему будет плохо. Это вовсе не ради меня и моих чувств. Просто я — ликеида, равная Алексею этически, духовно, умственно, любящая его, смогу сделать его жизнь счастливой. Я и люблю его не простой животной страстью — нет, это иная любовь, духовная, желание помочь человеку, отдать ему все… А Лена? Ну что она? Через месяц после свадьбы ее обаяние пропадет для Алексея — и останется просто обычная баба, ворчливая, с претензиями, не интересующаяся ничем серьезным, не способная поддержать ни один разговор… Каково ему будет жить с ней? Особенно если религиозные соображения не позволят ему развестись.

Не знаю, как, но я должна сделать все, чтобы обратить его внимание на себя… ради него же самого!

Обед закончили, почти не разговаривая. Джейн напряженно думала. Высота стоящей впереди новой жизненной задачи заставила ее собрать все силы, весь талант и все ликейское воспитание воедино.

Через полчаса они брели по Пушкинскому парку к недавно отреставрированному древнему зданию Лицея.

Лицей — какая игра судьбы… Лицей или Ликей — это имя, берущее начало в латыни, название школы Аристотеля — было особенно распространено в России. Было время, когда слово Лицей у каждого русского ассоциировалось прежде всего с Пушкиным. Великий русский поэт воспитывался в элитарной школе в Царском Селе. Когда в России закончилась Эпоха Тоталитаризма, во многих городах открылись привилегированные Лицеи для детей… но ничего общего с возникшим позже всемирным Ликеем они не имели, и поэтому в русском языке сохранилась разница в произношении слов — Лицей и Ликей…

— Пушкин очень любил осень, — говорил Алексей, обращаясь главным образом к Лене, — Он об этом часто и в стихах писал… Он и нас научил любить осень. У него есть такие замечательные строчки, например:

Октябрь уж наступил, уж роща отряхаетПоследние листы с нагих своих ветвей…

— И посмотри, как действительно, хорошо это сказано — видишь, как листья летят… Правда, сейчас пока еще не последние, но все равно.

В самом деле, роща была полна листопада, золотого, багряного, жухлого, кружащего в прозрачной синеве меж стволами, словно в венском вальсе.

Алексей повернулся к Джейн.

— Вы извините, если вам скучновато… для вас это, вероятно, банально.

— Нет-нет, Алексей… мне интересно. Рассказывайте, пожалуйста! Я Пушкина знаю довольно плохо.

— Это основа русской культуры… одна из основ. Там же, дальше, в этом стихотворении —