Геннадий Прашкевич - Кот на дереве (сборник)

— Но это не вся жизнь. — Он улыбнулся.

— Для ребенка — почти вся… — Зита взглянула на Ждана с глубоким укором. — Именно первые пять лет делают человека человеком, тебе ли не знать?… Зачем тебе «Гелионис»? Останься ты в Мегаполисе, я добилась бы права на индивидуальное воспитание… Пять лет… — Она взглянула на Ждана с отчаянием. — Ждан, он совсем забудет меня!

Ждан улыбнулся.

— Это невозможно. Дети в Общей школе не могут забыть родителей. Пусть не физически, пусть всего лишь как голографические двойники, но они всегда вместе. — Он погладил ее по плечу. — Может, тебе попробовать себя в роли Настоятельницы?

— Не знаю… — Зита сидела на горячем белом песке, обняв колени, переплетя пальцы. — Он здесь, он с нами, со мной, Ждан… — Она наклонила голову, прислушиваясь к своим ощущениям. — Он все время со мной, я часто с ним разговариваю, Ждан. Я хочу, чтобы он запомнил мой голос. Дети еще там, — ткнула она себя пальцем в живот, — запоминают голос матери.

Он улыбнулся:

— Конечно. Он запомнит твой голос и никогда его не забудет. Только не превращай свою жизнь в драму Гумама. В Общей школе ребенку будет хорошо.

Зита помрачнела.

— Он любит тебя, ты любишь его, — Ждан поцеловал Зиту в колено. — Общая школа свяжет вас еще крепче. — Зита промолчала. — Ты слишком любишь смотреть реалы Гумама.

— Я разлюбила реалы Гумама, — просто ответила Зита. — Я давно не смотрю его реалы.

— Почему?

— Гумам — апологет Общей школы.

С интересом, но не без тайного раздражения Ждан возразил:

— Думаешь, его реалы выглядели бы иначе, будь он воспитан матерью?

— Конечно!

Ждан испугался ее отчаяния.

— Оставим Гумама в покое. Что нам Гумам? Мы живем. Жизнь интереснее любого реала. Твое дело сейчас — подарить миру нового человека. В конце концов, Общую школу создавали мы сами, она дело наших рук. И создавали ее для того, чтобы освободить людей от хлопот, что так надолго отлучали людей от их истинного призвания.

— Но там, в Обшей школе, он будет один! — вырвалось у Зиты с горечью.

— Не один. Среди многих, — мягко поправил ее Ждан. — Общая школа позволит ребенку развиться гармонично. Он не несет в себе ничего такого, что вовсе не украшает тебя и меня. Твое дело — родить здорового ребенка. Я почти уверен, тебе непременно следует попробовать себя в роли Настоятельницы. Почему би нет? — Он улыбнулся. — Хризе нужны помощницы.

Зита не знала, как защищаться. В отчаянии она посыпала песком свои длинные ноги. Тень горы укрывала их участок пляжа от солнца.

— Мы строили Общую школу почти два столетия. — Ждан начал сердиться. — Этот институт стопроцентно оправдал наши ожидания. Мир изменился. Он по-настоящему изменился, только когда мы всерьез занялись детьми. Мир нельзя изменить к лучшему, изменяя себя, мы в этом прозрели. Мир можно изменить, только отдав его детям. Неужели ты не понимаешь, что не только наш сын, все дети планеты — наши!

Она послушно повторила:

— Все дети планеты — наши…

Ему не понравилось неожиданное смирение Зиты.

— Хочешь, уйдем на «Гелионисе» вместе?

Закрыв глаза, Зита осторожно легла спиной на песок. Ее мысли беспорядочно метались, она искала выход. «Почему „Гелионис“? Как я уйду на „Гелионисе“, если мой ребенок в Общей школе?»

Ее лицо стало таким, будто она впрямь теряла и Ждана, и своего еще не появившегося на свет сына.

«Она никогда не поймет смысла регламентации материнских прав, — подумал с горечью Ждан. — Движение транспорта регламентировано, это ей понятно… Разве вопросы воспитания менее важны?…»

Он подумал: «Разве можно отдать ребенка просто в руки матери?… Пусть она добра, пусть нежна, умна, разве любой отдельный человек в чем-то не ограничен? Разве вольно или невольно он не передаст ребенку и свои не лучшие черты? И разве можно делать какие-то исключения?…»

Ждан видел выкладки МЭМ, посвященные Зите. Получить право на индивидуальное воспитание она не могла. Даже если бы Ждан остался с ней, она все равно не получила бы этих прав. Ее неуравновешенность, склонность к резким переходам от эйфории к печали, идеал (Нора Лунина, склоняющаяся над волшебным младенцем), эгоизм (мир исключительно для детей), восторженность и неумение держать себя в руках, желание все делать своими руками… Нет, кто возьмет на себя риск доверить воспитание ребенка Зите?…

А Зита молчала.

Машинально пересыпая песок с ладони на ладонь, она готова была заплакать.

Уйти с Жданом на «Гелионисе»? Но «Гелионис» — это исчезновение из мира на пять лет. Она не будет иметь никакой связи с ребенком… Остаться в Мегаполисе, пусть тенью, но быть при своем ребенке?

Зита пугалась собственных мыслей.

Она разочаровалась в Гумаме, ее так и не привлек молчаливый Ри Ги Чен, она терпеть не могла голографических двойников. Ее успокаивали только Ждан и Гомер.

Какие разные братья!

Если Ждан взвешивал каждую фразу, медлил там, где ей хотелось сразу, одним скачком перепрыгнуть через все препятствия, то Гомер странным образом умел связывать легковесность с фундаментальностью.

Зита любила, когда ее навещал Гомер. Не колеблясь, первая протягивала руку. Он улыбался:

— Проверяешь? Не любишь голографических двойников?

— Ненавижу!

Гомер понимал ее.

Но ей хотелось все объяснить:

— Тени… Мне надоели тени… Скажи, Гомер, почему люди разлюбили общение?

— Доктор Чеди утверждает, что это временно, но он же говорит, что мы обязаны через это пройти.

— Почему обязаны?

Гомер улыбался. Он понимал ее, понимал живой вид, разработанный ею на стене кабинета. Волна, зеленоватая на изломе, поднималась со скользящими в ней, стремительными-, как веретена, дельфинами, нависала над самой головой. Океан казался безмерным, вопли чаек только подчеркивали его безмерность.

Гомер останавливался у окна.

Высокое стрельчатое окно распахивалось прямо в кусты сирени.

— Гомер, — спрашивала Зита, — зачем тебе космос?

Он привык не удивляться ее вопросам.

— Разве Третья звездная уже утверждена?

— Еще нет. Но ведь если ее утвердят, ты вновь улетишь на Ноос… Это правда? Тебе надо туда вернуться?

Он кивал.

— Вот ты и ответила на свой вопрос.

— Но ведь там опасно.

Он возражал:

— На Ноос нам ничто больше не грозит.

— А Даг Конвей? Разве он не погиб?

— Погиб?… Не знаю… Он исчез… Это точнее… Именно это, Зита, и позволяет думать, что на Ноос нам ничто не грозит.

— Но вы же бежали с Ноос.