Тим Скоренко - Законы прикладной эвтаназии

«Олег не должен знать», – сказал Морозов Бармину, и тот кивнул. Но проговорился.

«Да, я хочу продать дачу».

«Объясни мне. Вот, правда, просто объясни. Если ты сможешь нормально объяснить, я готов смириться».

Что ты объяснишь сыну, доктор? Что у тебя появилась девушка из прошлого, она же гостья из будущего? Что ты пятнадцать лет состоишь в тайном обществе хранителей незнамо чего?

«Я продаю дачу, Олег. Это моё решение. Я продаю её за хорошие деньги, на которые смогу построить две дачи, вот и всё».

«То есть дело в деньгах?»

«Да. Мне поступило предложение, от которого я не мог отказаться».

Такого оборота Олег не ожидал. Он, наконец, садится и думает. Считает прибыль в уме, даже не имея исходных цифр.

«И сколько ты за нее получишь?»

Молодец, говорит себе Морозов. Он имеет в виду себя самого. Он поймал сына на том, что тот любит больше всего на свете. На деньгах.

Он называет сумму.

Олег присвистывает.

«Да, это раза в два выше самой лучшей цены, которую можно было бы за неё требовать. Наверное, ты прав».

«Тебе давно пора научиться мне верить», – смеётся Морозов.

«Но слушай… нужно же вывезти наши вещи».

«Я сам справлюсь».

«Нет уж. Тут я тебе помогу».

Чёрт, об этом он не подумал.

«Пока ещё рано об этом думать. Выезжать – не раньше чем через полгода».

«Почему так нескоро?»

В Олеге проснулся предприниматель. Пять минут назад он ворвался к отцу, чтобы воспротивиться продаже семейной собственности, а сейчас хочет сам побыстрее совершить сделку.

«Олег, давай начистоту, – размеренно произносит Алексей Николаевич. – Ты не имеешь отношения к этой сделке. Я сам сделаю всё, что нужно. Если что, мне поможет Бармин, хотя последствия его вмешательства уже сидят у меня в кабинете. Мне не сто лет, а пятьдесят три, и я знаю, как распорядиться полученными деньгами».

«Но…»

«Короче, Олег. Это не твоё дело».

Он чеканит слова как монеты.

Олег поднимается. Он растерян. Вроде как отец в чём-то неправ, но возразить нечего.

«Ты хоть Катьке дай там поболтаться в последний раз».

«Конечно. Но не на этой неделе. Возможно, на следующей».

Нельзя и на следующей, но ему важно выторговать передышку.

«Ладно, па. Я пойду…»

Морозов прощается, Олег выходит.

Олег ездит на работу мимо его больницы. Если бы не это, он бы не заезжал, а просто позвонил.

Сколько проблем на твою голову, доктор. Но всё закончится хорошо. Правда, не для тебя.

6

Самые известные в мире учреждения, практикующие законную эвтаназию, – это швейцарские клиники Dignitas и Exit. Они популярны не только и не столько у тяжелобольных жителей Швейцарии, сколько у здоровых туристов-самоубийц. Здравствуйте, доктор, проведите мне живительную эвтаназию, пожалуйста.

Kalii cyanidum в порошке с горьким запахом миндаля. Относится к группе блокаторов тканевого дыхания. Путь введения – пероральный. Эффект наступает через 5–15 сек. Взаимодействует с HCl желудка с образованием HCN и KCl. Приём алкоголя и сладкой пищи замедляет всасывание препарата и наступление эффекта. Препарат равномерно распределяется в крови, связываясь с глюкозой, солями Са 2+ и серосодержащими соединениями. Легко проникает в клетки, где и оказывает биологический эффект. Применяется для лечения хронической, длительно непрекращающейся жизни в любой фазе заболевания.

Нет-нет, это фантазии. В Dignitas умирают по-другому. Сначала больной принимает противорвотное средство, а спустя тридцать минут – смертельную дозу порошкового нимбутала, примерно пятнадцать граммов, растворённых в стакане воды или фруктового сока. При необходимости лекарство можно ввести в организм через капельницу. Передозировка нимбутала парализует центральную нервную систему, человек становится вялым и сонливым, в течение десяти минут после приёма он засыпает. Ещё через двадцать минут происходит остановка дыхания. Это абсолютно безболезненно. В 2008 году врачи Dignitas пытались изменить процедуру путём отравления пациента гелием, но эта методика показала себя более неприятной и малоэффективной.

Кто-то пытается бороться с Людвигом Минелли, основателем Dignitas. Кто-то изменяет законы, чтобы клиника милосердия прекратила своё существование. Но у них не выходит. Лечение в Dignitas стоит дорого, четыре тысячи за процедуру или семь тысяч, если на клинику сваливаются ещё и расходы на похороны. Но клинику не получается закрыть за неуплату налогов, как некогда арестовали Аль Капонэ. Людвиг Минелли разбогател, но кого это волнует? Сотни людей приезжают в его клинику, чтобы получить милость, которой их лишает собственное государство. Восемьсот сорок человек за десять лет, большинство – немцы. Новая разновидность экстрима: суицидальный туризм. Так уходят известные люди. Бельгийский писатель, режиссёр, драматург и художник Хьюго Клаус решил не дожидаться, когда болезнь Альцгеймера сделает его непроходимым идиотом, и выбрал смерть в возрасте семидесяти восьми. Или британский художник Джон Хиклентон, сорок два года, атеросклероз. Чем он был известен? Он нарисовал комикс «Судья Дредд», помните такой? А теперь его нет, он сам приехал в Dignitas и сказал: всё, больше не хочу.

А ещё британский оперный дирижёр Эдвард Даунс, полвека проработавший в Королевском оперном театре Лондона. Он ничем не болел, как ни странно, хотя ему было уже 85 лет. Болела его жена – рак поджелудочной железы. И Даунс не захотел жить дальше без неё. Двойное добровольное самоубийство под надзором врачей.

И ещё знаменитая кларнетистка Пэмела Уэстон. И французская актриса Майя Симон. И другой актёр, австралийский, Герберт Факс. Все они отстояли своё «право-на-смерть».

Это называется «цивилизация». У человека есть право на жизнь и право на смерть. И их у него не отнять. Даже у здорового. Минелли помогал уйти из жизни совершенно здоровым людям. Некая гражданка Канады хотела умереть вместе с любимым мужем – и умерла. Это тоже сострадание, потому что на полсотни попыток самоубийства приходится всего лишь одна успешная. Человек хочет гарантии и получает её.

Но Алексей Николаевич – это не официальная инстанция по добровольному уходу. Он – русский Джек Кеворкян, московский «Доктор Смерть». Американский армянин Кеворкян однажды придумал аппарат под названием «мерситрон», от слова «милосердие», который автоматически впрыскивает в кровь смертельную дозу анальгетиков. Этим аппаратом воспользовались сто тридцать человек – самостоятельно, осознанно. Кеворкяна смогли подвести под суд всего по одному делу – и выпустили за хорошее поведение. Алексей Николаевич мечтает познакомиться с ним, потому что это великий человек.

Это просто знания, которые роятся в голове Алексея Николаевича. Они пытаются найти выход. Человека, который смог бы его понять. И в определённый момент Морозов может решиться. Ведь в его жизни появился человек, с которым можно говорить на эту тему. На любую тему.