Джон Уиндем - Мидвичские кукушки

– В самом деле? И кому? – спросил Зеллаби.

– Точно сказать не могу. Грубо говоря, тому, кто сможет снабдить их воздушным транспортом.

Зеллаби поднял брови.

– Куда?

– Они не сказали. Наверное, туда, где они смогут жить и где никто не будет им мешать.

Он коротко изложил нам аргументы Детей.

– Вывод, в общем, прост, – заключил он. – С их точки зрения, их присутствие здесь представляет вызов властям, от которого те не смогут долго уклоняться. Но любое правительство, которое попытается нанести им удар, навлечет на свою голову огромные политические неприятности, причем независимо от успеха или провала акции. Сами Дети нападать не желают и не хотят, чтобы их вынудили защищаться…

– Естественно, – пробормотал Зеллаби. – Сейчас их задача – выжить, чтобы потом, по возможности, завладеть миром.

– …так что всех бы устроило, если бы Детям дали уйти.

– То есть просто им подыграли бы, – прокомментировал Зеллаби и погрузился в размышления.

– С их стороны, это довольно рискованно. Все в одном самолете… – предположил я.

– О, ты их недооцениваешь. Они все предусмотрели. Самолетов должно быть несколько. Каждый должна проверить и обыскать специальная команда – под их контролем – на предмет бомб с часовым механизмом и прочих штучек. Далее – парашюты, причем некоторые из них будут проверены – по их выбору. И еще множество подобных требований. Суть того, что произошло в Гижинске, они поняли гораздо быстрее, чем наши люди, и не оставляют нам свободы действий для радикальных мер.

– Гм, – заметил я. – Незавидная доля – проталкивать подобные предложения. Что в качестве альтернативы?

Бернард покачал головой.

– Ничего. Наверное, «ультиматум» здесь не слишком подходящее слово. Лучше сказать «требование». Я сказал Детям, что почти не надеюсь, что кто-то всерьез меня выслушает. Они ответили, что предпочитают сначала попытаться действовать таким образом, – если это удастся, будет меньше проблем. Если же у меня ничего не выйдет, а это почти очевидно, они предлагают, чтобы при второй попытке двое из них составили мне компанию. После того, как я увидел, что они сделали с начальником полиции, это не слишком приятная перспектива. Я не вижу, что может им помешать давить на один уровень за другим, пока они не окажутся на самом верху. Что их остановит?

– Мне с некоторого времени стало ясно, что это произойдет столь же неизбежно, как смена времен года, – сказал Зеллаби, – но я не ожидал, что так скоро. И наверное, у нас было бы еще несколько лет, если бы русские не предвосхитили события. Полагаю, это произошло раньше, чем этого хотели сами Дети. Они знают, что еще не вполне готовы. Поэтому и хотят улететь куда-нибудь, где они смогут без помех стать взрослыми.

Возникает довольно интересная моральная дилемма. С одной стороны, наш долг перед нашим биологическим видом и культурой – уничтожить Детей, поскольку ясно, что, если мы этого не сделаем, они завладеют миром, и их культура, какой бы она ни оказалась, полностью вытеснит нашу. С другой стороны, именно наша культура не позволяет нам безжалостно уничтожить безоружное меньшинство, не говоря уже о практических препятствиях, возникающих на этом пути. С третьей же – о Господи, как сложно! – с третьей стороны, позволить Детям вместе со всеми своими проблемами переместиться на территорию, население которой в еще меньшей степени готово к встрече с ними, – это лишь способ протянуть время, вообще никак не оправданный морально. Начинаешь тосковать по простым уэллсовским марсианам, поскольку мы, похоже, оказались в той самой ситуации, когда – увы – ни одно из решений не выдерживает критики с точки зрения морали.

Мы с Бернардом слушали его молча. Наконец я сказал:

– Мне это напоминает один из тех софизмов, которые веками ставили философов в затруднительное положение.

– Да нет же, – возразил Зеллаби. – В любом затруднительном положении, когда любое решение аморально, остается возможность действовать во имя наибольшего добра для наибольшего числа людей. Ergo[10], от Детей следует избавиться – как можно меньшей ценой и как можно быстрее. Мне очень жаль, но я вынужден был прийти именно к этому выводу. За девять лет я успел их полюбить. И, хотя моя жена утверждает обратное, я думаю, что даже подружился с ними, насколько это вообще возможно.

Он снова сделал долгую паузу и покачал головой.

– Это был бы правильный шаг, – повторил он. – Но, конечно, наши власти сами на него не решатся – и лично я этому рад, поскольку не представляю, как бы они могли сделать это, не уничтожив заодно и весь поселок. – Он остановился и огляделся – вокруг был Мидвич, мирно отдыхавший в лучах вечернего солнца. – Я уже стар и в любом случае долго не проживу, но у меня молодая жена и маленький сын, и мне хотелось бы надеяться, что у них впереди долгая жизнь. Нет, власти, конечно, будут спорить, но если Дети хотят улететь, они улетят. Гуманность одержит верх над биологической необходимостью – что это будет, порядочность? Или начало конца? Таким образом, неизбежное отступит – интересно, надолго ли?..

Когда мы вернулись в поместье Кайл, чай уже был готов. Но после первой же чашки Бернард поднялся и попрощался с Зеллаби.

– Все равно, оставаясь здесь, я больше ничего не узнаю, – сказал он. – Чем раньше я представлю требования Детей моему недоверчивому начальству, тем скорее дело сдвинется с мертвой точки. Не сомневаюсь в вашей правоте, мистер Зеллаби, но лично я сделаю все возможное, чтобы Дети оказались за пределами страны, и как можно быстрее. За свою жизнь я видел немало неприятных зрелищ, но то, что произошло с начальником полиции, испугало меня сильнее всего. Держать вас в курсе я, конечно же, буду.

Он посмотрел на меня.

– Едешь со мной, Ричард?

Я поколебался. Джанет все еще находилась в Шотландии и должна была вернуться лишь через несколько дней. Ничто не требовало моего присутствия в Лондоне, а проблема Детей Мидвича захватила меня гораздо сильнее, чем я ожидал. Антея это заметила.

– Оставайтесь, если хотите, – сказала она. – Мы оба будем рады, если вы составите нам компанию.

В этом можно было не сомневаться, и я согласился.

– Вдобавок, – сказал я Бернарду, – мы не знаем, распространяется ли твой новый статус курьера и на компаньона. Если я попробую поехать с тобой, может оказаться, что меня все еще не выпускают.

– Ох уж этот нелепый запрет! Я должен серьезно с ними поговорить – это какой-то совершенно абсурдный, панический поступок, – сказал Зеллаби.

Мы проводили Бернарда до дверей, и он уехал, махнув нам рукой на прощание.

– Да, для Детей это игра, – сказал Зеллаби, когда машина скрылась за поворотом. – А что потом?.. – Он слегка пожал плечами и покачал головой.