Юрий Алкин - Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник)

– А что важно для тебя? – спросила она после короткой паузы.

– Чтобы ты была со мной, – ответил я. – Иди сюда.

Глава двенадцатая

Конечно же, о дневнике надо было рассказать раньше. Я все тянул, ждал удачного момента, не хотел заводить длинный разговор, и теперь получалось как-то совсем неудобно. Будто я хотел скрыть это от Мари. А ведь ничего подобного у меня и в мыслях не было.

Но как за полчаса пересказать содержимое этой толстой тетради? А заодно и свои выводы, подозрения, надежды. Такие невеселые мысли бродили у меня в голове, когда однажды вечером я извлек дневник из стола и стал его перечитывать.

Читать не хотелось. Слишком далеки стали в последнее время события, описанные предыдущим Пятым. Я вяло переворачивал страницы. Просмотреть этот манускрипт, конечно, надо. Кое-какие подробности я уже успел забыть, а Мари, несомненно, будет любопытно их узнать. А разговариваем мы нечасто, в письмах об этом писать нельзя, выносить дневник из комнаты – это вообще безумие. Вот и получается, что надо сидеть и, сдерживая зевоту, в очередной раз читать это творение. Мужественно одолев половину тетради, я бросил ее на стол и, заложив руки за голову, откинулся на стуле.

Мощный мужик был этот Шеналь. Хотя почему был? Есть. У него еще вся жизнь впереди. Ну, вся не вся, а лет пятьдесят еще осталось в запасе. И если в том мире он будет с такой же энергией браться за дела, как в этом, то, наверное, я о нем еще услышу.

Чего он здесь только не делал! Казалось бы, сиди и не тужи, отдыхай, зарабатывай капитал. А вот ему не сиделось. Он и календарь вел (зачем?), и дневник строчил, и над экспериментом размышлял, и с Катру подружился. И конечно, книги писал. Это его главное достижение. Я вот не смог. Хотя я журналист, а он физик. И все-таки ему удалось в этих условиях создавать шедевры, а мне – нет. Ирония судьбы. Жаль, рано он ушел. Написал бы еще с десяток приличных книг, а то кроме его произведений здесь и читать нечего. Библиотека ломится от книг, но их только в качестве снотворного можно использовать. Или, в крайнем случае, как подставки.

Вот если бы он согласился писать, когда его попросили… Конечно, Николь лицемерит. «Не заинтересован в деньгах, не интересно зарабатывать на жизнь…» Сказала бы прямо: мало предложили. Вот столько считали нужным потратить, а больше ни сантима. Дали бы половину того, что дают за участие в эксперименте, так быстро проснулся бы интерес. Тем более что эти книги писать ему нравилось. Это я точно знаю. По-моему, он даже в дневнике упоминал, что не против подзаработать на этом. Где-то в середине. Или ближе к концу?

Я лениво протянул руку за дневником. Нет, не здесь. И не здесь. Вроде это было после вырванных страниц…

Ладно, какая разница, где-то он об этом писал. А, вот этот абзац. Да, это почти самый конец. За три страницы до оборванной строчки. Кстати, почему он ее не дописал?

«… По дороге буду писать книги от имени Пятого. Гонорары будут, наверное, приличные». Вот! Что я говорил? Все на свете имеет цену. «Впрочем, гонорары в данном случае не самое главное». Ну-ка, ну-ка… «Слишком много идей накопилось за это время. Жаль, если они так и не будут реализованы». Что?! «„Поиск“ и „Четвертый вопрос“ надо обязательно написать».

Я захлопнул дневник. Снова эта чертова тетрадь переворачивала все с ног на голову. Так он хотел писать? Даже не из-за денег? Просто хотел, и все? А когда его об этом попросили и пообещали много денег в придачу, он отказался? И даже не счел нужным поделиться своими идеями? Предпочел, чтобы они навсегда остались нереализованными? Что-то здесь не так. Дневник не дописан. Страницы вырваны. Волевой и талантливый человек, привыкший осуществлять свои идеи, вдруг неожиданно, наперекор своим планам отказывается от этого. Что-то они темнят. Ох, темнят. Надо будет разобраться с этим. Хорошо подумать и разобраться. Прямо завтра с утра. Нет, с утра надо идти к Ададу Сдавать очередную порцию крови. И зачем она только им понадобилась? Как будто нельзя брать ее только у Зрителя. Кровь! Я резко выпрямился на стуле. Теперь все стало на свои места.

Мари отнеслась к моему рассказу спокойно. «Должен же эксперимент прийти к какому-то итогу, – сказала она. – И вполне логично, что они этот итог скрывают. Я бы тоже так делала». Но мои новые выводы она встретила с иронией.

«Неправдоподобно, – так заявила она. – Хорошо для фильма, но слишком жутко для реальной жизни». Однако меня было не так легко переубедить. Каждый аргумент я продумал не один раз. И теперь именно новые выводы представлялись мне более правдоподобными. Реальная жизнь порой бывает страшнее любых фильмов. И хотя Мари с насмешкой отвергала мои предположения, я не сдавался.

– Хотя бы согласись, что эта гипотеза позволяет объяснить все.

– Что все?

– Все. И несоответствие между дневником и тем, что сказала мне Луазо. И постоянные анализы. И энцефалограммы. И то, что дневник оборван на полуслове. И многое другое. Все факты. От первого до последнего.

Мари поджала ноги и, усевшись в кресле по-турецки, лукаво взглянула на меня.

– Ты сгущаешь краски. Все эти факты можно отлично объяснить и без твоей мрачной теории. Хочешь, ты будешь называть факт, а я расскажу тебе, чем он вызван.

Она веселилась и не собиралась скрывать этого. Было очевидно, что для нее этот разговор не более чем забавная болтовня. Глядя на нее, я ощущал себя Кассандрой, беседующей с жизнерадостными жителями Трои. Яркий солнечный день, весело щебечут птицы, и легкомысленным троянцам не хочется думать о грозящей им опасности. Стены Трои крепки и надежны, стрел у троянцев много, провианта достаточно, и сама могущественная Афродита стоит за них. Что там каркает эта безумная девка? И только Кассандра видит смерть, реющую над обреченным городом. Перед ее глазами – трупы, кровь, враги, уничтожающие город и ее родных. Но стоит заговорить о грядущих бедствиях – ей никто не верит. Мрачным прогнозам троянцы предпочитают иллюзии.

Мои иллюзии улетучились после того, как я собрал воедино разрозненные детали. Я извлекал их отовсюду: со страниц дневника, из своих воспоминаний, из окружавшей меня действительности. Мысленно раскладывая их, я с ужасом обнаружил, как точно они прилегают одна к другой. Да, у меня не было веских доказательств своей правоты, но точно так же не было ни одного аргумента, опровергавшего эту новую и жуткую в своей убедительности теорию. И уже один этот факт заставлял подозревать, что заведение готовит нам ловушку. Я чувствовал, что над нами нависает смутная угроза. Но пока я со своими опасениями был в одиночестве.

– Рыцарь отказывается принять вызов? – поинтересовалась Мари.