Елена Асеева - Середина. Том 2

— Я тоже того боюсь, моя девочка, — очень тихо продышал старший Димург и вслед посланным словам потряс головой тем пробуждая спящую в венце змею и словно заставляя ее, более близкое к Родителю создание, поведать о Его замыслах. — Боюсь живица, но поступить, по-другому не смею… Я уже вообще многажды раз пожалел, что вызвал на себя когда-то Его гнев, который таким побытом отразился на мне… Одначе теперь о том поздно мыслить. Теперь нужно лететь к Седми, Родителю и в Синее Око… И, конечно, надеяться, моя бесценная девочка, что ты за меня вступишься.

Зиждитель медлительно убрал от лица длань руки, и, открыв взгляд, с трепетом воззрился на демоницу. И в его взоре нескрываемо просквозила такая теплота и любовь, а в темных очах, где точно потонула склера, враз отразились зеленые полотнища облаков, приветствующие своим цветом старшего Атефа и, похоже, саму рани Черных Каликамов.

— Я это делаю все время Господь Перший, — с не меньшей любовью отозвалась Кали-Даруга и уголки ее губ, широко раздавшись, живописали улыбку. — Все время так, что сама вызываю досаду у Родителя.

— Прости меня за то, живица, — Димург сие сказал на привычном для Зиждителей и демонов языке, воспринимаемым даже для слуха Асила щелчками, быстрым треском, скрипом и стонущими звуками, выдохнутом в одном мотиве. Несомненно, ту молвь рани воспринимала не только на слух, но вроде как принимая на сам венец так, что заблистали в стыках золотых, платиновых переплетений синие сапфиры.

— Господь Перший, — голос демоницы резко дернулся, ибо она столь сильно любила своего Творца, что проявление и им того чувства вызвали в ней трепет… Трепет ее плоти, сияния сапфиров в венце, колыхания цвета на ее коже, и переливный блеск слез сразу в трех ее глазах. — Если вам надобно отбыть то днесь… Днесь когда господин находится в кувшинке.

— Зачем сызнова меня осматривать? — негодующе протянул Яробор Живко не желая подниматься с ложа на коем дотоль не менее недовольно, возлежав, покушал. — Я себя хорошо чувствую и чего делать из всего заботу?

— Осмотреть надобно, поелику вы давеча болели господин, — полюбовно пропела Кали-Даруга, осыпая поцелуями собственных перст голову и руки юноши. — Або, коль вы пожелаете вернуться на Землю, мы были уверены, что с вашим здоровьем все благополучно. Ведь Господь Перший, господин, пояснил как важна ваша жизнь, — рани стоящая супротив мальчика в его комле, внимательно воззрилась в глубины его зелено-карих очей.

Золотые пряди в черных глазах демоницы, будто вспыхнувшее пламя взметнулись вверх, вероятно, жаждая проникнуть в мысли мальчика. Но не то, чтобы не смели… увы! не могли. И потому оставалось одно, ожидать откровенности, которая тотчас последовала.

— Да, Отец рассказал и объяснил, как важна моя жизнь в становлении будущего Бога… в становление Крушеца, — с особой теплотой выделяя имя лучицы, откликнулся юноша. Не умеющий скрывать от дорогих ему существ свои мысли и переживания. И эта правдивость зрелась не только в его очах, но и в каждой черточке лица, в его суетливых движениях рук, торопливо разглаживающих материю голубого сакхи на коленях.

— Потому надо заботиться о своем здоровье. Не допускать лишнего волнения и слушать мои наставления, господин, — немедля вставила поучения Кали-Даруга, ноне как-то дюже часто принимающая на вооружение не столько убеждение, сколько вбивание нужного ей поведения.

Ибо Яробор Живко в отличие от Владелины отличался особым твердолобым упрямством и частым желанием вступать в спор али экспериментировать, верно, в том проявляя недостатки присущие печище Димургов. Впрочем, сии недостатки, в той или иной форме проявляющиеся во всех Димургах, кажется, с особой мощью жили в Крушеце и потому переносились им на собственные плоти, в оных он находился… а нынче столь значимо проявились в Яроборке.

— Да, и потом, дражайший мой господин, — все тем же медово-убеждающим голосом протянула Кали-Даруга и как-то разом облобызала волосы и щеки мальчика перстами, токмо на морг задержавшись на переносице, где в серебряном колечке поблескивал крупный густо-фиолетовый сапфир. — Вы должны себя беречь во имя тех людей, что идут за вами… Волега, Гансухэ, Бойдана и конечно Айсулу. Тем паче девочка нынче так в вас нуждается, — рани на малость смолкла. Тембр голоса ее многажды понизился, точно призывая к особому внимания юношу, — ах! да, я забыла… Вам ведь о том Айсулу не говорила, иначе вы бы стали более степенней.

И демоница вновь стихла. Она неспешно убрала руки от головы Яробора Живко и огладила его спину, плотно прижимая к ее поверхности материю сакхи, и единожды свободной правой рукой подтолкнув под нее подушку так, чтобы было удобней сидеть.

— О чем не говорила? — заинтересованно вопросил рао, узрев одначе, что рани явно желает перевести тему разговора. — Кали о чем таком мне не говорила Айсулу?

— Ом! господин… Думаю о том, ваша супруга должна сказать вам сама, — произнесла демоница, всем своим видом и голосом выражая огорчение, вроде дотоль оговорившись, теперь старалась отвлечь мальчика от сего разговора.

Кали-Даруга неспешно взбила еще одну подушку, вже двумя руками и принялась пристраивать ее к спине юноши, когда последний резво дернулся вперед. И не просто ухватил рани Черных Каликамов за две иные поглаживающие его руки, но и плотно прижавшись к ее груди, уже и вовсе точно малое дитя, просяще протянул:

— Кали… милая Кали скажи мне о том, что скрывает Айсулу. А я сберегу твою молвь и никому о ней не поведаю.

— Хорошо, господин, — проплыло над головой юноши не только теплотой объятий Кали-Даруги, но и мелодичностью ее голоса. — Только вы сберегите поколь тайной, — дополнила она. Мальчик немедля кивнул так и не раскрывая объятий, ибо лишь в них ощущал защищенность и спокойствие оное дотоль дарила ему его родная мать. — У вас господин, — допела рани, — вмале будет дитя… Айсулу ждет ребенка.

— Когда господин об этом узнал, — продолжила свои пояснения Кали-Даруга неотрывно смотрящая в лицо Першего. — Он по началу опешил, но потом захотел вернуться на Землю, как я и предполагала… Только попросил отнести его тогда, когда он выйдет из кувшинки и будет спать, чтобы не прощаться с вами Господь Перший и с Богом Асил, так как сие ему тягостно. Но ноне нам данное его желание будет на руку… Хотя, Господь, я оговорюсь, это нам поможет только на начальном этапе вашего отсутствия. А далее тоска господина станет увеличиваться. И то будет не столько его тоска, сколько тоска Господа Крушеца. Посему озвученный вами срок отсутствия я не одобряю, и, увы! должна буду о том доложить Родителю.