Фрэнк Герберт - Дети Дюны

Ропот удивления: шумные вдохи и потрясенные шепотки разбежались по Палате, отдаваясь в ней эхом.

— Суеверная чушь! — пожала плечами Алия.

Ал-Фали, воздев правую руку, направил ее в сторону Алии:

— Я говорю с Матерью Влаги, а не с Коан-Тин!

Руки Али вцепились в подлокотники трона, но она осталась сидеть.

Ал-Фали поглядел на Джессику.

— Некогда это была страна, где ничего не росло. Теперь появились растения. Они расползаются, как вши по ране. Уже были облака и дожди вдоль пояса пустыни. Дожди, миледи! О, драгоценная мать Муад Диба, как сон брат смерти, так дождь для Пояса Дюны. Это смерть для нас всех.

— Мы делаем только то, что предначертано самими Льет-Кайнзом и Муад Дибом, — возразила Алия. — К чему весь этот лепет суеверий? Мы почитаем слова Льет-Кайнза, говорившего нам: «Я хочу увидеть всю планету окутанной сетью зеленых растений». Так и будет.

— А как насчет червей и спайса? — спросила Джессика.

— Сколько-то пустыни всегда останется, — ответила Алия. — Черви выживут.

«Она лжет, — подумала Джессика. — Почему??

— Помоги нам, Мать Влаги, — взмолился ал-Фали.

Словно двойное зрение вдруг открылось у Джессики, сознание ее покачнулось, задетое словами старого наиба. Нет ошибки — это АДАБ, вопрошающая память, приходящая сама по себе. Она безоговорочно овладела Джессикой, остановив все ее ощущения, глубоко укореняя в ее разуме урок прошлого. Она вся оказалась в плену адаба — рыба, попавшая в сеть. И при всем том, его взыскательность Джессика ощущала как момент наивысшей человечности, любая частичка — напоминание о творении. Каждый элемент этой памяти-урока был подлинным, но иллюзорным в своей постоянной изменчивости, и она поняла, что приблизилась, как только вообще могла, к тем предвидениям, что однажды и навсегда закогтили ее вкусившего спайс сына.

«Алия лжет, потому что она одержима одним из тех, кто несет гибель Атридесам. Она сама — первый источник гибели. Значит, ал-Фали говорит правду: черви обречены, если только курс экологического преображения не будет видоизменен».

Подневольная откровению, Джессика увидела людей в зале словно в замедленной киносъемке, постигая роль каждого из присутствующих. Она отчетливо определила всех, кому поручено не допустить, чтобы она вышла отсюда живой. И ее путь сквозь них начертался в ее сознании словарю обрисованный ярким светом — смятение среди них, один при своем выпаде натыкается на другого, все группки людей перешиваются. А еще она видела, что может покинуть Великую Залу только для того, чтобы вверить свою жизнь кому-то другому. Алию не заботит, сотворит ли она мученицу. Нет — ТОМУ, КЕМ ОНА ОДЕРЖИМА, на это наплевать.

В своем застывшем времени Джессика выбрала способ спасти старого наиба и отправить его посланцем. Путь из Залы виделся с неизгладимой четкостью. До чего же все просто! Фигляры с забаррикадированными глазами, чьи плечи сохраняют положение неподвижной обороны, и каждый из них в огромной Зале виделся ей в столь необратимом разладе, что мертвая плоть могла бы соскользнуть с них, обнажая скелеты. Их тела, их одежды, их лица говорили о личном аде каждого: грудь, напоенная скрытыми кошмарами, блестящий серп драгоценного украшения, ставший заменой оружию; рты, безусловность приговоров которых — от испуга; кафедральные призмы бровей демонстрируют высокомерие и религиозность, отрицаемые чреслами.

Несомую гибель ощутила Джессика в той складывающейся силе, что выпущена была на волю на Арракисе. Голос ал-Фали дистрансом прозвучал в ее душе, пробуждая зверя в самых ее глубинах.

В мгновение ока Джессика вернулась из адаба в мир движения, но мир этот был уже другим по сравнению с тем, какой властвовал над ней лишь секунду назад.

Алия собирались заговорить, но Джессика сказала:

— Тихо! — И затем: — Есть страшащиеся, будто я безоговорочно обратилась к Бене Джессерит. Но с того дня, когда Свободные в пустыне подарили жизнь мне и моему сыну, я — Свободная! — И она перешла на древний язык, который в этой Зале мог понять только тот, для кого он был предназначен! — Он сар акхака зеливан ау маслумен!

?Поддержи своего брата во время его нужды, прав он или не прав!?

Слова ее произвели желаемый эффект: легкое перемещение внутри Палаты. Но Джессика разбушевалась:

— Вот Гадхеан ал-Фали, честный Свободный, приходит сюда сказать мне то, о чем мне должны бы были поведать уже другие. Пусть никто этого не отрицает! Экологическое преображение стало вырвавшейся из-под контроля бурей!

Бессловесная волна согласия пробежала по зале.

— И моя дочь восторгается этим! — продолжала Джессика. — Мектуб ал-меллах! Ты режешь мою плоть и солью пишешь по моим ранам! Почему Атридесы обрели здесь родной дом? Потому что Мохалата была естественной для нас. Для Атридесов править всегда означало защищать, сотрудничая: Мохалата, как всегда это знали Свободные. Поглядите теперь на нее! — и она указала на Алию. — Она хохочет по ночам в одиночестве, созерцая свое собственное зло! Производство спайса совсем иссякнет, или, в лучшем случае, будет ничтожной долей от прежнего уровни! И когда весть об ЭТОМ разойдется…

— Мы сохраним угол для самого ценного продукта во Вселенной! вскричала Алии.

— Углом ада мы станем! — рассвирепела Джессика.

И Алия заговорила на самом древнем Чакобсе, личном языке Атридесов, с его трудными гортанными остановками и прищелкиваниями:

— Теперь ты знаешь, МАТЬ! Ты думала, внучка Барона Харконнена не усвоит всех тех жизней, что ты впихала в мое сознание еще до моего рождения? Когда я разозлилась на то, что ты со мной сделала, мне понадобилось только спросить саму себя, как бы поступил на моем месте Барон Харконнен. И он мне ответил! Понимаешь меня, Атридесова сука? Он ответил МНЕ!

Ядовитую злобу услышала Джессика и подтверждение своей догадки. БОГОМЕРЗОСТЬ! Алия побеждена изнутри, одержима КАХУЭТом зла, Бароном Владимиром Харконненом. Сам Барон говорит сейчас ее устами, не заботясь о том, что выходит наружу. Он хочет, чтобы она увидела его месть, хочет, чтобы она поняла — его не удастся сбросить со счета.

Предполагается, что я с моим знанием останусь здесь, беспомощной, подумала Джессика. И с этой мыслью она кинулась по пути, показанному ей в адабе, восклицая:

— Федайкины, следуйте за мной!

Как выяснилось, в зале было шесть федайкинов, и пять из них пробились вслед за ней.

Глава 24

Когда я слабее тебя, я прошу тебя дать мне свободу, поскольку это в согласии с твоими принципами, когда я сильнее тебя, я отбираю у тебя свободу, поскольку это в согласии с моими принципами.

Слова древнего Философа.

(Харк ал-Ада приписывает их Луису Вьело).