Айзек Азимов - Новые Миры Айзека Азимова. Том 6

Поэтому, друзья, разрешите провозгласить тост. Поднимем бокалы все вместе и выпьем это замечательное вино в честь замечательного индивидуума, который внес в медицинскую науку такие великие изменения и которому сейчас исполняется сто пятьдесят лет, знаменательный, внушительный возраст… Выпьем же, друзья, за полуторастолетнего робота!

Эндрю никогда не удавалось понять пристрастие к вину или ощутить, в чем его прелесть, но с тех пор, как у него появилась метаболическая камера и другие органы, физиологически, по крайней мере, он мог пить вино. Так что, когда Элвин Магдеску повернулся к нему с сияющими от нахлынувших чувств глазами, с пылающими щеками и с поднятым вверх бокалом, Эндрю в ответ поднял свой бокал и выпил несколькими глотками содержавшийся в нем напиток.

Но на самом деле во всем этом для него было мало радости. Весь этот вечер он просидел с серьезно-безучастным видом, хотя мышцы его лица давно были приспособлены для выражения самых разных чувств, и даже в этот самый торжественный момент с трудом выдавил из себя нечто вроде улыбки. Магдеску хотел сделать приятное для него, но его слова больно задели Эндрю. Ему совсем не хотелось быть полуторастолетним роботом.

Глава 18

Ради протезологии Эндрю наконец покинул Землю. Раньше у него не было желания совершать космические путешествия, да и по Земле он далеко не ездил Но Земля теперь уже не была центром человеческой цивилизации, и все новшества и главные события происходили во внеземных колониях, особенно на Луне, которая стала больше похожа на Землю, чем сама Земля, кроме разве гравитации. Внутрилунный мир, который начинался с обычных, неотделанных укрытий-пещер в двадцать первом веке, к этому времени превратился в роскошные, ярко освещенные города, густо населенные и быстро растущие. Обитатели Луны, как и все люди повсеместно, нуждались в протезах. Никого больше не устраивали традиционные «семьдесят лет жизни»[1], и, если какие-то органы изнашивались, было обычным делом заменять их на протезы.

Но низкая гравитация на Луне, хотя и благоприятная в каких-то отношениях для живущих там людей, порождала массу проблем для хирургов, занимающихся протезированием. Конструкции, обеспечивающие кровоток, или поступление гормонов, или выделение желудочного сока, или другие жизненно важные функции, хорошо действующие в условиях земной гравитации, на Луне с ее притяжением в одну шестую земного не могли работать надежно. Возникли проблемы и с пределом прочности, и с продолжительностью срока службы, и с неполадками в обратной связи.

Многие годы протезисты с Луны упрашивали Эндрю приехать на Луну и самому заняться проблемами адаптации, с которыми они бились уже много времени. И отдел маркетинга «Ю. С. Роботс» на Луне не раз обращался к нему с той же просьбой.

Ему дважды предлагали поездку, ссылаясь при этом на определенные пункты соглашения с ним, но Эндрю отвечал на предложения, — а это были именно предложения, а не приказ, — холодным, решительным отказом, и третьей попытки со стороны корпорации не последовало.

Но доктора с Луны продолжали осыпать его просьбами о помощи. Эндрю все откладывал поездку, пока вдруг сам не задался вопросом: «А почему бы не поехать? Какая необходимость оставаться все время на Земле?»

Там явно нуждались в нем. Никто не отдавал ему приказа отправляться в путь — да теперь никто не осмелился бы приказывать ему, — но он не мог забыть, что попал в этот мир с одним назначением — служить людям; при этом нигде не оговаривалось, что это должны быть люди Земли. Значит, быть посему, решил Эндрю.

Не прошло и часу, как на Луну пошло сообщение о его согласии принять приглашение.

Холодным, дождливым осенним днем Эндрю на флиттере добрался до Сан-Франциско, откуда — подземным туннелем на Западный космодром в районе Невады. Прежде он никогда не ездил подземкой. За последние пятьдесят лет ядерные буровые механизмы проложили в глубоко залегающих скальных породах континента целую сеть широких туннелей, и теперь скоростные поезда, двигаясь по бесшумным, безынерционным колеям, позволяли быстро и просто совершать путешествия на большие расстояния, а на поверхности Земли все вернулось в первозданное состояние. Эндрю показалось, что он очутился на космодроме в Неваде почти сразу после того, как сел в поезд в Сан — Франциско.

Теперь наконец-то в космос. На Луну.

На каждом очередном этапе посадочной процедуры с ним обращались как с прекрасной и очень хрупкой фарфоровой вазой. Важные чины из «Ю. С. Роботс» суетились вокруг него, стараясь помочь во всех мелочах, связанных с проверкой и разрешением на полет.

Их удивил ничтожный багаж Эндрю — всего небольшая сумка с двумя сменами одежды и несколькими голографокубами для чтения в пути, а ведь ему предстояло пробыть на Луне от трех месяцев до года. Но Эндрю просто пожал плечами и сказал, что никогда не брал в путешествия кучу всяких принадлежностей — у него не было никакой нужды в этом. Так оно в действительности и было, только прежние путешествия занимали у него всего несколько дней.

Он должен был пройти тщательную санобработку до посадки на корабль. «Как вы понимаете, на Луне очень строгие правила, — объяснил ему служащий космодрома, пока Эндрю читал длинный список процедур, которым должны подвергнуться все отбывающие пассажиры. — Видите ли, они живут в такой изоляции от всех наших микробов, что боятся эпидемии, если к ним занесут что-нибудь земное, такое, с чем их системы не способны справиться».

Эндрю не счел нужным объяснять, что его андроидное тело не подвержено никаким инфекциям, невосприимчиво ни к каким микроорганизмам. Служащий космодрома отлично знал, конечно, что Эндрю — робот; в его документах при оформлении полета было указано и то, что он робот, и его серийный номер, и все прочее. И не требовалось особого ума, чтобы понять, что роботы, даже андроиды, никак не могут быть переносчиками инфекции.

Но чиновник был бюрократом до мозга костей, и в его обязанности входило следить за тем, чтобы каждый, отправляющийся на Луну, подвергся полной и всесторонней дезинфекции, вне зависимости от того, способно или не способно данное существо быть инфицированным.

Эндрю имел достаточно большой опыт общения с этой частью человечества и знал, что все его возражения будут пустым звуком. И он спокойно, терпеливо дал проделать над собой все эти дурацкие процедуры. Никакого вреда от них не было, а избежать долгих, скучных препирательств с бюрократами они помогли. И, кроме того, он ощущал нечто вроде извращенного удовлетворения от того, что с ним обращались так же, как со всеми.