Кэсс Морган - Сотня

Она прижала руку к прозрачной перегородке. Их глаза встретились.

– Я люблю тебя,– сказала Гласс.

Люк тоже приложил ладонь к разделяющей их стене напротив ее ладони, и был миг, когда Гласс показалось, что она ощутила тепло его кожи. «Я тоже тебя люблю»,– одними губами сказал Люк, грустно улыбнулся и жестом показал, чтобы она шла домой. Она помешкала. Ей очень не хотелось уходить, не поняв, что происходит и когда они снова смогут увидеться. Сверху по-прежнему доносился сигнал тревоги, и в ушах у нее звенело.

Губы Люка сложились в одно слово: «Иди».

Гласс кивнула и развернулась, стараясь смотреть только прямо перед собой. Но, прежде чем свернуть в коридор, который уведет ее прочь от моста, Гласс в последний раз оглянулась через плечо. Люк не двинулся с места. Он все так же стоял, прижав ладонь к перегородке.

Гласс прибежала домой, пробравшись через толпы испуганных гражданских и охранников с каменным выражением лиц.

– О, слава богу,– сказала Соня, когда ее дочь ворвалась в квартиру.– Я так волновалась! – Она сунула Гласс кувшин.– Наполни его в ванной, пожалуйста. Неизвестно, не выключат ли воду.

– Да что происходит? – спросила Гласс.– Мост перекрыли.

– А что ты делала возле моста? – спросила мать.

Потом она прищурилась на одежду, в которую Гласс влезла, избавившись от нарядного платья.

– Ах, вот где ты была,– ровно сказала она, и на ее лице отразилось усталое понимание.

– Так что произошло? – переспросила Гласс, игнорируя неодобрение во взгляде матери.

– Точно не знаю, но у меня есть ощущение… – Соня замерла и поджала губы.– Да, думаю, так и есть. Пришел день, о котором мы все знали.

– О чем ты говоришь?

Мать забрала у Гласс кувшин и повернулась к раковине.

– У космических кораблей ограниченный запас прочности. Рано или поздно они начинают разрушаться, это только вопрос времени.

Кувшин наполнился доверху, и вода лилась в раковину, но Соня не пошевелилась.

– Мама!

Мать наконец закрутила кран и повернулась к Гласс.

– Все дело в шлюзе,– тихо сказала она.– Там были какие-то поломки.

Из коридора донесся крик, и Соня бросила быстрый взгляд на дверь, прежде чем выдавить из себя улыбку.

– Но ты не беспокойся, на Фениксе есть запас кислорода. Мы продержимся, пока специалисты не разберутся, что делать. Обещаю, Гласс, мы с этим справимся.

Понимание подобно молнии пронзило Гласс, и она помертвела.

– Какое все это имеет отношение к крытому мосту? – тихо, почти шепотом спросила она.

– Шлюзы подтравливают на Аркадии и на Уолдене. Нужно было принять меры предосторожности, чтобы убедиться…

– Нет,– выдохнула Гласс.– Неужели Совет собирается дать им умереть?

Шагнув к дочери, Соня сжала ее руку.

– Совет должен что-то делать, а то никто не выживет,– начала она, но Гласс едва ли осознавала значение ее слов.– Это единственный способ спасти Колонию.

– Я должна его найти,– дрожа, сказала Гласс и, пошатываясь, отступила на шаг. В ее голове теснились, доводя до безумия, слова и образы. Здравый смысл отказал, и она запаниковала.

– Гласс,– позвала Соня, и в ее глоссе прозвучало что-то, напоминающее жалость,– прости, но ты не сможешь. Это просто невозможно. Все выходы заблокированы.

Она шагнула вперед и заключила дочь в объятия. Гласс попыталась освободиться, но мама лишь крепче прижала ее к себе.

– Мы ничего не можем сделать.

Из груди Гласс вырвалось рыдание.

– Я люблю его,– дрожа всем телом, сказала она.

– Я знаю,– Соня взяла Гласс за руку.– Я уверена, что и он тебя любит. Но, может быть, все к лучшему.– Она грустно улыбнулась, и по спине Гласс побежали мурашки.– По крайней мере ты будешь избавлена от ужаса прощания.

Глава 32

Уэллс

Уэллс смотрел, как Кларк уходит в лес, и ему казалось, будто перед уходом она пробила ему грудь и оторвала кусок сердца. Он лишь смутно осознавал, что рядом ликующе ревет пламя, пожирая припасы, снаряжение, палатки… и всех, кто, к несчастью, оказался внутри. Вокруг него на земле валялись люди, задыхаясь от кашля, хватая ртами воздух или трясясь от ужаса. Но большинство ребят неподвижно и тихо стояли плечом к плечу, глядя на огненный ад.

– Тут все целы? – хрипло спросил Уэллс.– Кто-нибудь пропал?

Оцепенение от слов Кларк прошло, ему на смену явилась бешеная энергия. Он шагнул вперед, к краю леса и, прищуриваясь, стал вглядываться в стену огня. Когда никто не ответил, Уэллс набрал полную грудь воздуха и закричал:

– Все спаслись?

Ответом ему был разноголосый гул.

– Может, нам нужно уйти подальше? – дрожащим голоском спросила маленькая уолденская девчушка, отступая еще на шаг в лес.

– Непохоже, чтоб пламя перекинулось на деревья,– просипел парень с Аркадии, стоявший возле принесенных из лагеря почерневших от сажи канистр с питьевой водой.

Парень был прав. Кольцо лишенной растительности почвы вокруг поляны было достаточно широко для того, чтобы остановить охвативший палатки огонь. Пламя не дотягивалось даже до самых нижних веток деревьев.

Уэллс отвернулся, пытаясь высмотреть Кларк. Ну или хотя бы слабый намек на то, что она где-то там, в лесу. Но его любимая исчезла, словно тень, хотя он почти физически ощущал, как пульсирует в темноте ее горе. Каждая клеточка его тела взывала о том, чтобы броситься на поиски, но Уэллс знал, что это безнадежно.

Кларк права. Он действительно разрушает все, к чему прикасается.

– Ты выглядишь устало,– сказал Канцлер, внимательно посмотрев на сына, сидевшего напротив него за обеденным столом.

Уэллс поднял глаза от тарелки, в которую смотрел на протяжении всей трапезы, и коротко кивнул.

– Со мной все в порядке.

Правда состояла в том, что он уже несколько дней не спал. Образ разъяренной Кларк был намертво впаян в его мозг, и каждый раз, закрывая глаза, он видел, как девушку уводят охранники, видел ужас на ее лице. Каждый раз в тишине, наступавшей между двумя сердцебиениями, Уэллс слышал в своей голове ее полный муки крик.

После суда Уэллс умолял отца снять с Кларк все обвинения. Он клялся, что она не имеет ничего общего с экспериментами ее родителей, и что ее и так чуть не убили угрызения совести. Но Канцлер лишь сказал в ответ, что он над этим не властен.

Уэллс поерзал на стуле. Если честно, он бы на один космический корабль с отцом не сел, не то что за один стол, но приходилось соблюдать хотя бы видимость приличий. Если он позволит гневу вырваться наружу, отец просто обвинит его в незрелости, иррациональности и неспособности понять закон.

– Я знаю, ты на меня сердит,– сказал Канцлер и отпил глоток воды,– но я не могу отменить результаты голосования. Ведь Совет и существует именно для того, чтобы в одних руках не сосредоточилась слишком большая власть.– Он покосился на мигающий персональный чип, встроенный в наручные часы, и снова посмотрел на Уэллса.– Доктрина Геи и без того довольно жесткая штука. Мы должны дорожить той толикой свободы, которую она оставляет.