Откровение преподобного Жерара (СИ) - Ярчук Сергей
— Когда он начал действовать?
— Боюсь, точную дату назвать невозможно. Сложно сказать, что принимать за начало отсчёта. Судя по некоторым косвенным признакам, пребывая ещё в шестнадцатом веке, Анатоль уже тогда задумывался о методах массовых убийств. Что очень сильно беспокоит, так это то, что практически невозможно обнаружить его следы в середине двадцатого века. Я могу высказать предположение, что он был занят в секретных лабораториях, работающих над бактериологическим оружием.
— Удивительно, — пробормотал Ян, — Маньяк, который обожает убивать собственными руками, вдруг решил заняться массовыми убийствами. Вам это не кажется странным?
— Не кажется. Потому что мы видим только часть картины. Причём весьма незначительную. На что в реальности тратил время Анатоль, и что творилось в его лабораториях узнать не удалось. А уж что у него в голове — это и подавно не понять. Тут даже Филипп ничего определённого сказать не может.
— Что вы предлагаете?
— Увы, предложить я могу немного, — старик совершенно непривычно отвёл взгляд и тихо сообщил: — Вам придётся действовать самим. И действовать прямо сейчас.
— Что?! — разом вскрикнули Ян с Эллой
— Да, прямо сейчас! — печально, но привычно жёстко сообщил седой полицейский, — Ибо в противном случае завтрашний день будет для вас последним.
— Нам следует бежать? — уточнил Ян.
— Бесполезно. Единственный шанс — устранение Анатоля. Вот вам четыре адреса, где он может сейчас находиться. Первый — наиболее вероятный. Так что хватайте оружие и вперёд! — с надрывом гаркнул Сергей Кузьмич и тут же срывающимся шёпотом добавил: — И не бойтесь действовать безоглядно.
Уже поздно кого-то беречь…
***
Жерар смотрел в небо. Выцветший, почти ничего не видящий единственный глаз с наслаждением взирал на полыхающий в небе шар. Бывший инквизитор ощущал его тепло каждой морщинкой. Он поднял иссохшуюся руку и попытался сорвать служащую ему одеждой заскорузлую холстину. Сил на это уже не было. И кисть со скрюченными пальцами упала на траву. Дышать становилось всё труднее. Жерар понимал, что его время подходит к концу. Он захотел рассмеяться, но из груди вырвался лишь едва слышный булькающий свист…
Сергей Кузьмич сглотнул, вытащил голову из гиперобъёма и посмотрел на сидящего рядом Филиппа. Бионикл был страшно худ. Закутанный в ворох шерстяных обносков, он держал в руках здоровенную кружку обжигающего кипятка и всё равно не мог согреться.
— Может, выпьем чего покрепче? — хмуро предложил полисмен.
Но бионикл лишь помотал головой. Он слышал этот вопрос из уст Сергея Кузьмича множество раз и всегда обстоятельно объяснял, что физиология биониклов не предполагает усвоение такого рода продуктов.
— Ну, как знаешь, — седовласый полисмен пожал плечами, открутил крышку плоской фляги и сделал пару обжигающих глотков. Он уже с трудом помнил мир, когда не пил, — Сколько там ещё ждать Жерара?
— С учётом разницы скоростей временных потоков — минуты две, я полагаю.
— Мда… помотала его жизнь. Знатно помотала!
— Простите…
— Передо мной-то чего извиняться? Это ты ему скажи!
— Я извиняюсь именно перед вами, Сергей Кузьмич. За то, что хорошо не объяснил спланированную работу.
Полицейский лишь удивлённо поднял бровь, а Филипп задумчиво продолжил:
— Во времена Яна было в ходу довольно странное утверждение, что мысли материальны. Конечно, это дикий примитивизм их времени. Я думаю, что это измышление появилось путём упрощения понятия веры. К сожалению, упрощение всего, что возможно, — любимейшее занятие человеческих умов. Я как-то даже услышал ещё более идиотское выражение: понять, значит упростить.
— Эка ты хватил! Жерар вообще из глухого средневековья.
— Тем не менее психологическое воздействие в его времена уже вовсю практиковалось. Вера — не что иное, как та же психокоррекция. Правда, превратившись в религию, она уже не была направлена на совершенствование личности. Увы, верующие этого не понимали. Вот, к примеру, как лечился нищий современник Жерара? Молитвой! Не смейтесь, Сергей Кузьмич, подобная чушь существовала много столетий! Закономерно, что этот больной умирал в мучениях, преисполнившись чувством обманутости. Тогда не понимали, что для того, чтобы получить эффект, необходимо перепрограммировать каждую клеточку своего организма, нужно преисполниться такой верой, которая как прессом выдавит и из сознания, и из подсознания все прочие установки. Как вы понимаете, выработать такую силу веры очень и очень непросто.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Седой полицейский лишь растерянно покивал, потом взглянул на часы и озабоченно поинтересовался:
— Что-то Жерар не выходит из виртуальности…
— Сейчас идёт его возвращение к действительности. Специальный программный модуль проводит адаптацию к нашему миру. Надо же ему объяснить, где он, и что произошло в реальности.
— Филипп, а он это воспримет нормально?
— Естественно. При проведении психокоррекции это обязательно учитывается.
Они повернулись к лежащему в ванне человеку и приготовились ждать. Не прошло и полминуты, как Жерар дёрнулся и непонимающе закрутил головой. Филипп тут же помог ему снять шлем и заботливо спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
Но Жерар ответил не сразу. Он медленно обвёл глазами комнату, потом посмотрел на своё тело, осторожно согнул и разогнул руки. И лишь после этого сообщил:
— Хорошо.
Он неторопливо выбрался из ванны, принял из рук Сергея Кузьмича полотенце. После облачения в одежду из запасов Анатоля, Жерара препроводили на кухню, где уже был подготовлен обед из самых любимых блюд. Увидев это, бывший инквизитор застыл на пороге. По его лицу сбежала слеза. Но больше никаких проявлений чувств не было.
В полной тишине Жерар медленно отправлял в рот маленькие кусочки и о чём-то напряжённо думал. Ни Филипп, ни Сергей Кузьмич не решались нарушить его молчание. Наконец, он поднял глаза на жителей этого века и тихо сообщил:
— Мне нужно побыть одному.
Полисмен с биониклом переглянулись и, не говоря ни слова, вышли. Уже за дверью Сергей Кузьмич поинтересовался:
— Хм… Разве так должен вести себя человек после психокоррекции?
— Вообще-то, нет, — растерянно пробормотал Филипп, — Я не раз перепроверял все параметры перед началом процедуры. Боюсь, что изменения в нашей реальности затронули и какие-то глубинные процессы в ходе корректировки.
После окончания процесса психокоррекции Жерар вёл себя очень тихо. Он ни с кем не разговаривал, не задавал вопросов, не высказывал пожеланий. Бывший инквизитор тенью бродил по дому Анатоля, лишь изредка выходя на свежий воздух. На второй день он самостоятельно начал заниматься уборкой дома и стиркой белья. Что удивляло больше всего — Жерар не молился.
Поначалу полицейские техники поражённо косились на нового обитателя, но постепенно привыкли. И лишь Сергей Кузьмич неустанно допекал Филиппа просьбами перепроверить результаты психокоррекции. Но сколько бионикл не просматривал хронологию воздействия ничего серьёзного найти не мог. А провести углублённое ментосканирование в изменившемся настоящем было уже невозможно.
***
Темнота ночи помогла Элле и Яну преодолеть первый барьер охраны элитного жилого комплекса. Они бесшумно упали на траву и осмотрелись. Приборы ночного видения работали безукоризненно.
— Хм… Вот это я понимаю — люди заботятся о своей безопасности! — с пафосом прошептала Элла.
— Угу. Это не особняк, а настоящая на крепость. Неудивительно, что Анатоль тут обосновался.
— Как же! Может, его тут и нет. Не забыл, что у нас четыре адреса и всего одна ночь?
— Именно. Потому активирую глушилки и вперёд. План неизменен: укладываем всех и рвём по следующему адресу. Надеюсь, патронов хватит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Хватит. Они не только в сумке на заднем сиденье. Я предварительно забила весь багажник.
— Вот ты умница! — укрытый тьмой Ян расплылся в улыбке, — Ну, значит, ты валишь тех, кто слева. А я правых. Вперёд!
Но не прошло и пяти минут, как они обездвиженные валялись на железном полу. Мощный разряд электрического тока моментально вырубил нападавших. Анатоль в обличье упитанного банкира смотрел на своих несостоявшихся убийц через толстенное бронестекло. Наконец он заметил, что молодые люди начали двигаться.