Владимир Колотенко - Верю, чтобы познать
Меня вдруг осенило: это даже не дежавю, это было всегда! Ведь это она оживила мои клеточки той чудной ночью в подвале бани, когда мы у какого-то ветхого термостата занимались там... Ведь это ей я обязан верой в себя, в свое дело, наконец, в нашу Пирамиду жизни. Ведь это ее «У вас, Рест, все получится» вело меня через тернии к звездам... В чем же дело теперь, когда мы наполовину взобрались на свою Пирамиду? Почему она все еще сомневается?
Она знала себя и свои способности, и знала, что я это знал. Они никогда никем не были востребованы, спали в ней, как спит жизнь в горчичном зерне на дне амфоры времен Рамзеса. Я приехал к ней с просьбой, если хочешь, с требованием пробуждения и преображения. Мы знали это, как знают дорогу к лучине, способной воскресить пламя угасшей свечи. И костра! Мы не исключали пожара, в котором уже горели и Жанна д'Арк, и Джордано Бруно, да и Сам Иисус, пожара, который сожрал бы и нас с нашими убеждениями. Мы не только не исключали пожара, мы его жаждали.
Это были сумасшедшие дни. И ночи. Мы едва успевали переводить дыхание. Казалось, я потерял голову. Но я прекрасно понимал, что мне нужно не только ее тело... Не только...
Мне и в голову не могло прийти ревновать ее к князю Монако! Еще чего! Ревновать к нему Тину? С чего бы?! Когда я уверился в том, что Аня уже у меня, так сказать, в кармане, теперь Тина становилась моей навязчивой идеей. Давно стала уже!
Застолби нам с тобой вон там полновесный ад...
Вот-вот: я уже жаждал этого ада!
- Ты его получил? - спрашивает Лена.
- Сполна!..
Глава 27
Это были сумасшедшие дни, наполненные любовью и духом французского, так сказать, менталитета, от восторга перехватывало дыхание и судорога сводила горло. Глаза разбегались и от усталости подкашивались ноги, мы просто валились с ног, как измученные и истощенные длинной дорогой кони. Мы были счастливы, я - во всяком случае. Во всяком случае, я не чувствовал под ногами земли! Анне тоже досталось. Она едва переводила дыхание, а я гнал ее и гнал, погонял свирепым кнутом любопытства и, пожалуй, жизненной необходимости. Ведь нельзя было допустить, чтобы зря пропала даже минута. И мы наполняли мгновение за мгновением, каждую нашу минуту новым и новым, и новым узнаванием друг друга. До изнеможения. А потом, напоенные теплым светом и радостью, засыпали. Доходило до того, что Аня спала у меня на плече, а я дважды спал даже стоя...
Иногда, правда, вдруг что-то вспомнив, Аня, резко притормозив, останавливала свой «Феррари» у обочины и со словами «вылезай, я сама тебя найду», тотчас срывалась с места по каким-то срочным делам, и тогда я, мгновенно осиротевший, бродил по городу или по какому-то скверу, или парку до тех пор, пока не раздавался телефонный звонок:
- Ты где?
Я называл какие-то ориентиры, и в скором времени красный лимузин уже услужливо подкатывал к моим ногам: милости прошу, мой господин!
Аня ни разу не извинилась.
Это были сумасшедшие и счастливые наши дни. И, конечно, ночи. Я еще ни разу не был так счастлив. Я ни разу не вспомнил об Азе! Даже, когда Аня случайно заметила, что, мол, тот, первый наш клон, может, где-то живет изгоем и нуждается в помощи, я сделал вид, что не понял ее вопроса.
- Какой клон?..
Аня только посмотрела мне в глаза и тут же задала новый вопрос:
- И ты, конечно, не знаешь, чем сейчас занимается Лесик?
- Не знаю, - сказал я. - По-моему, он растолстел.
Аня рассмеялась. И ни о Азе, ни о ее Гуинплене больше не спрашивала. А мне нечего было ей сказать. Юлю она совершенно не знала, а Тина... Да ей даже в голову не могло прийти, что какая-то Тина... Пф! Ещё чего!..
Сначала я надеялся выполнить свою миссию в течение двух-трех дней, но прошла неделя, и мне не хотелось уезжать. Это были незабываемые семь дней, которые заставили меня по-новому взглянуть на жизнь. Правда! Аня разбудила во мне интерес к другой жизни, и я по-новому взглянул на свое будущее. Мне казалось, что до этой встречи я и не жил, что лучшие мои годы были каким-то кошмаром, умопомешательством, бредом. Я просто зря терял время, тратил себя на кошмарную выдумку, на идею, не стоящую ломанного гроша. Эка невидаль - Пирамида! Совершенное умопомрачение! Утопия же, утопия чистой воды! А теперь! Я обрел целый мир, Вселенную! И какую Вселенную - Аню! Никакие гены, никакие клоны и Пирамиды несравнимы с тем, что я вдруг открыл для себя! Всеобщее счастье мира, погоня за совершенством... Какая собачья чушь, какая-то интеллектуальная блажь! Увидеть Париж и умереть! - не об этом ли мечтают миллионы, миллиарды людей во всем мире? А я могу жить, просто жить здесь, в Париже, с удивительной женщиной... Припеваючи! Мы построим свою Пирамиду, свой маленький тихий рай на белом берегу у самого синего в мире моря!.. Я вдруг осознал, по крайней мере, мне захотелось... Мне пригрезилось и почудилось, что... Я летал! И мне уже не казалось, что я здесь теряю время. Я расставался с Парижем с чувством до краев наполненного сосуда. Да, я был через край переполнен Аней. Оказалось, что теряя, ты всегда что-нибудь обретаешь.
Вот в какие искушения иногда нас бросает жизнь, вот как испытывает нас судьба. Значит, жив еще злой Люцифер!
Потом, оторвавшись уже от земли, в самолете, набирающем высоту, протрезвев и придя в себя, я, конечно же, взял себя в руки.
Итак, на следующее утро мы с Аней расстались.
Меня уже ждала Тина.
- Дождалась? - спрашивает Лена.
- Ой, не спрашивай...
Это моя страна. Это мои друзья.
Это чумной барак. Третья от печки - я.
Вот я и начал плясать... От этой самой печки...
Глава 28
Я летел домой через Атлантику. Под нами были ослепительно белые и легкие, как чаячьи пушинки перистые облака, а далеко внизу, сквозь клочья дыр серебристо синели бесконечные воды океана. Я был рад своему возвращению. Дым отечества всегда будоражит и согревает душу после длительного отсутствия. Мне казалось, что я не был дома тысячу лет. Так бывает, когда за короткий промежуток времени успеваешь сделать кучу дел, становишься свидетелем множества интересных и важных событий, встречаешь неординарных людей, открываешь новые имена и взгляды. Разве Аня для меня не стала событием? Я поймал себя на мысли, что назвал Америку своим домом. Наш научный центр в предместье Чикаго стал для меня не только родным домом, но чем-то вроде спальни, да-да, не меньше. Этим стенам я мог доверить самые сокровенные не только мысли, но и желания. Здесь у меня не было тайн. Это было откровение и потрясение одновременно, да, это было как высверк выстрела в упор, который не сразил тебя наповал, но открыл слепые глаза. Крик в ночи. Точно: «Крик» Мунка, которого вместе с его «Мадонной» на днях выкрали из музея. Это было и как встреча с Богом, до которого отсюда, с высоты 10 тысяч километров от земли, ведь рукой подать. Когда самолет набрал высоту, я подумал, что было бы не лишним поблагодарить Бога за то, что Он для меня сделал. Я лежал в кресле с закрытыми глазами и разговаривал с Ним (Он был совсем рядом и не мог не слышать меня), как говорят с близким другом. Я благодарил и благодарил и просил Его и в дальнейшем споспешествовать мне в достижении нашей цели. Но, видимо, Он был занят другими, у Него ведь так много просителей. Меня-то Он, как потом оказалось, не совсем расслышал. Мне тогда припомнились слова Ушкова: «Бог - это Тот, Кто не слышит твоих просьб». Семена зла, это стало ясно потом, были посеяны много лет тому назад, когда Аза согласилась за какие-то там гроши, надо же! выносить наш первый клон. А пока я лежал в кресле с расстегнутыми ремнями и подводил итоги своей командировки. Самоотчет стал для меня привычным делом: сделал - отчитайся перед собой, подведи черту. Похвали себя за успешные шаги, выяви и проанализируй ошибки, пожури за проигрыши, сделай выводы. Обычное повседневное дело. Так поступает каждый здравомыслящий и идущий к известной цели, ищущий мужчина. Я нашел. Эврика! Я нашел Аню. Это, конечно же, жирный плюс. У меня не было сомнений по поводу нашего будущего. Теперь, когда Аня была, так сказать, у меня в кармане, появилась надежда приступить, наконец, к осуществлению своей заветной мечты. Я не сомневался и в том, что так же легко заполучу и Юру. А пока - домой, домой в Америку...
«Тина, привет!» - орал я мысленно, - «Ну ты и зануда!».
Глава 29
Самолет иногда трясло и вместе с ним трясло и меня. Потрясение за потрясением. Разве не потрясением для меня было согласие Ренье участвовать в нашем проекте! Счастливый случай? Конечно! Не окажись Ренье в Монте-Карло и целый полигон для воплощения наших идей мог бы быть навсегда утерян. Молодчина Аня! Идея о построении Пирамиды в Монако пришла к нам мгновенно, как аппетит во время еды. Но мы были к ней и готовы! Мы теперь всегда ко всему готовы: ведь мы постоянно живем в своей идее и смотрим на мир через ее призму. Правда, все это не значит, что будет легко убеждать Ренье и его команду причесывать свое княжество под нашу гребенку, ясно, что пройдут годы, тем не менее, попытка «построить коммунизм в одной отдельно взятой стране» вполне может, наконец, увенчаться успехом. Коммунизм! Хрустальная мечта человечества. Ленин, вероятнее всего, был прав в своем стремлении, но у него не было идеи Пирамиды. Он жаждал индустриализации «плюс электрификации всей страны», но не имел под рукой компьютера. Квантификация жизни была для него неведомой штукой. Критики эмпириокритицизма оказалось совсем недостаточно не только для построения светлого будущего всего человечества, но даже для наметок путей его строительства. Компьютеризация с тотальным аудитом и квантификацией всех составляющих жизни! - вот кричащие лозунги сегодняшнего дня. Ленин не знал таких слов. Это не обвинение - факт. Просто не пришло еще время. («Коммунистом можно стать лишь тогда, когда постигнешь все знания, которые выработало человечество»). Подвели коммунисты. Нам бы сейчас Ленина! Теперь время настало и мы знаем эти слова, и умеем положить прелестные краски на полотно новой жизни, и у нас есть теперь живой Ленин («Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!»), его клеточки, его геном, из которых мы вырастим, наконец, вождя и с которым будем советоваться при воплощении его мечты. Его и нашей, и всего человечества. Мы - настоящие коммунисты! Мы постигли знания, которые выработало человечество! «Учиться, учиться, учиться!» - как это верно сказано!
