Надежда Первухина - Заботливая женская рука

Олег от неожиданности опешил и потому через мгновение валялся на полу с белым от боли лицом, а трепетная Гранечка деловито выкручивала ему здоровую руку.

— Привыкли считать меня безответной дурочкой? — рычала она. — Гранечка — старая дева, Гранечка — тихая идиотка, Гранечка — вечная неудачница… Позвольте-ка вам в этом возразить.

— Р-руку, сука! Руку сломаешь!

— Конечно, сломаю, — нежно улыбнулась Гранечка. — Больше того. Я ее тебе, Олег, на кусочки покрошу, так что ни одна хирургия не восстановит. Я же три года тайком занималась в секции кровавого кумите!

— Отпусти его! — заорал и Трифон. — Чего ты хочешь?!

— Я тебе уже сказала. — Опять нежная улыбка монашки в бегах. — Мне нужен артефакт. Волшебная палочка. Она же рука. Где она? Скажешь — так и быть, оставлю в живых этого ублюдка…

— Я тебя потом на штукатурку пущу, — пообещал Гранечке Олег, за что поплатился новым взрывом боли.

— Я не знаю, где сейчас находится эта рука! — вскричал Трифон. — У меня в квартире был взрыв! Мне сообщили, что рука похищена! Я тут без сознания валялся, как я могу знать?! Да отпусти ты его, я правду говорю!!!

Гранечка отшвырнула от себя бугая Олега так, словно это был хилый доходяга.

— Ладно, — сказала она и стряхнула пылинку с рукава своей крайне скромной курточки. — Давай это проверим. Едем сейчас к тебе, Трифон.

— Гранечка, у тебя что, машина? — вытаращился тот.

— И не только. — Гранечка щелкнула пальчиками.

Ох, как этот щелчок Трифону не понравился!

Потому что кое о чем напомнил…

А в палату, повинуясь Гранечкиному щелчку, вошли субтильные телом, но крепкие духом перцы Гена и Юрик.

— Привет, маргиналы! — дружественно сказали перцы. — Добровольно пойдете или вас подбодрить?

И перцы вытащили из-за поясов вполне серьезные пушки.

Трифон мельком подумал, что какая-то жуткая нынешняя зима у него получается: второй раз буквально за несколько дней ему угрожают оружием. А все из-за чего? Из-за бойкой, не вовремя появившейся в жизни Трифона заботливой женской руки! Она его, понимаете ли, счастливым сделать захотела! Чувствуется. Количество счастья повышается прямо с каждым шагом.

Трифон помог Олегу подняться. Тот глядел люто, но Трифон понял — этот взгляд предназначается не ему. Но на всякий случай Трифон сказал:

— Олег, извини, что я тебя втянул в это дело…

Олег только хмыкнул, потом сообщил:

— Эти братки не шутят, у одного «штейр-манлихер», у другого «ингрэм». И где только достали? Нет, пора мне на покой уходить, если у меня в городе такая мелкая шобла и с такими пушками белым днем разгуливает!

— Захлопнись, — сказал Олегу Юра. — Не дави на мою почти детскую психику. Спустились тихо по запасной лестнице, сели в машину, поехали. Что не так — снесу башку на раз. Мне можно, у меня справка есть, что я псих и бывший спецназовец с афгано-чеченским синдромом.

Повинуясь приказу «бывшего спецназовца», Олег и Трифон тихо вышли из палаты, двинулись по пустому, пропахшему больничным убожеством коридору, Гранечка возглавляла шествие, она же ухитрилась при помощи какой-то металлической закорючки открыть обитую грязной фанерой дверь с надписью «Запасный выход». На лестнице запасного выхода было грязно, валялись шприцы, рваные папки для бумаг, на сером от пыли окне висел медицинский халат…

— Быстро! — Юра вполне профессионально ткнул Трифона стволом в лопатку.

На улице, прямо возле входа, их поджидала машина крайне неприглядного вида.

— Труповозка, что ли? — хмыкнул Олег.

— Еще раз вякнешь — будет труповозка, — пообещала Гранечка.

Уселись, машина взревела дурным голосом и рванула куда-то в переплетение убогих кимовских улочек. Однако надеяться на то, что Гранечка и ее бандиты не знают дороги к дому Трифона, было просто наивно.

К квартире Трифона подходили осторожно, и Трифону все время некстати вспоминались эпизоды то из фильмов, то из прочитанных когда-то книг. Вот сейчас, наверное, они выглядят точь-в-точь как те опера, которые шли арестовывать подозрительных жителей нехорошей квартиры № 50 из великого романа Булгакова. И, как тех оперов, негодяев Гену, Юрика и Гранечку ждет жестокое разочарование.

…Дверь в квартиру была цела.

И обита новым дерматином — густо-синим, с блестящими звездочками-гвоздиками!

«Опять чертовщина», — устало подумал Трифон.

Он протянул было руку к звонку, но Гранечка его опередила:

— А что, ключей у тебя нет?

— Дура, не видишь, я в пижаме больничной, — не церемонясь, сказал Трифон. — Ты мне одеться дала?

Гранечка поджала губки.

— Да, это мой просчет. Но лучше, если ты не будешь грубить. Я очень нервно реагирую на грубость. Звони.

Трифон позвонил, надеясь, впрочем, что никто не откроет.

Хотя он уже готов был ждать от судьбы чего угодно.

Если уж даже Гранечка оказалась таким монстром…

Дверь открывалась медленно и таинственно. Так открываются двери в фамильные склепы вампиров. У Трифона заныл давно не болевший зуб…

За дверью была выжидательная и какая-то ехидная темнота.

— Я войду первой, — храбро заявила Гранечка. — А вы, мальчики, последите, чтобы Трифон и этот бандит вели себя примерно.

Трифон подумал, что как раз сейчас его волшебной руке предоставляется потрясающая возможность сделать его действительно счастливым. Для этого ей надо выскочить из темноты и как следует оглушить наглую Гранечку чем-нибудь вроде сковородки. А потом разоружить Гену и Юрика, наставить им синяков, чтоб не лезли с пушками к порядочным людям!..

— Все тихо, — сказала из темноты Гранечка. — Только свет почему-то не включается, выключатель заело, что ли… Заходите, быстро!

Они вошли. Дверь захлопнулась. Причем именно так, как положено захлопываться гробовым крышкам и дверям фамильных склепов. Юрик и Гена занервничали, и Трифон понял, что дверь захлопнули не они…

— Ни черта не видно, — ругалась Гранечка. — Ничего, я помню, как тут комнаты расположены…

Трифон почувствовал, как Олег пожал ему руку:

— Держись, я сейчас их вырублю…

Но привести в исполнение свой замысел Олег не успел.

Во всей квартире разом вспыхнул свет.

И от увиденного Трифон, Олег и даже эти хладнокровные подонки взвыли и зажмурились.

Их было множество.

Они устилали пол шевелящимся телесно-розовым ковром.

Они карабкались по стенам.

Они, покачиваясь, висели на шторах, карнизах и люстрах.

Они шевелили пальцами и издавали игривое пощелкивание, как крабы в брачный период.

Руки.