Эллис Питерс - Ученик еретика (Хроники брата Кадфаэля - 16)

Сама теснота помещения способствовала осуществлению замысла Илэйва. Окно и кровать под ним были расположены так, что распахнувшаяся дверь заслоняла их от входящего, и потому послушнику приходилось сначала ставить поднос с едой в изножье кровати, а потом уже закрывать дверь. С каждым разом он становился все менее осторожен и привык уже входить стремительно, толкнув дверь плечом и локтем, растворяя ее нараспашку, и направлялся сразу же к кровати, чтобы там поставить свою ношу. Только тогда, затворив дверь, он прислонялся к ней спиной и ждал, пока Илэйв не покончит с трапезой.

Илэйв, прекратив недостойные вопли. на которые все равно бы никто не ответил, мрачно уселся дожидаться знакомых шагов, которые вот-вот должны были послышаться под окном. Безымянный послушник шел обычно размашистой поступью, сильно стуча сандалиями по булыжнику. Илэйв безошибочно узнавал его, несмотря на то, что через узкое окно не успевал рассмотреть курчавые каштановые волосы вокруг тонзуры, прежде чем тот заворачивал за угол и подходил к двери. Пока послушник открывал дверь ключом, поднос он держал на весу на руке. Илэйв сидел за дверью, затаив дыхание, когда ни о чем не подозревающий парень направился, как обычно, к изножью кровати.

Илэйв внезапно налетел на него и оттолкнул к противоположной стене, а сам метнулся за дверь и стремительно побежал к воротам, прежде, чем кто-либо успел сообразить, что случилось. Однако послушник тут же выскочил и огромными прыжками понесся за беглецом, вопя привратнику что есть мочи, и на крик его, как встревоженные пчелы, слетелись братья, и даже конюхи вышли из конюшни. Те, кто были посметливей и любили поохотиться, также бросились вдогонку - прочие же сбились в кучу и стояли, ожидая, что будет дальше. Похоже, шум достиг даже покоев аббата, ибо и Радульфус, и его гость вышли с возмущенным недоумением, намереваясь пресечь переполох.

Наконец беглеца удалось поймать. Четверо или пятеро самых ретивых братьев схватили его уже под аркой, но Илэйв разметал их по сторонам. Они вновь разом навалились на юношу и только теперь остановили. Борющегося и извивающегося, его силком поставили на колени и толкнули так, что он упал лицом вниз на булыжники, корчась и задыхаясь.

И вдруг он услышал над собой бесстрастный голос:

- Это тот самый человек, о котором мне говорили?

- Да, это он, - подтвердил аббат.

- И ранее он не доставлял вам хлопот, был не опасен и не пытался бежать?

- Нет, - отвечал Радульфус, - И я не ожидал ничего в этом роде.

- Следовательно, есть какая-то причина, побудившая его к бегству, продолжал тот же голос. - Не лучше ли поначалу выяснить, какова она? - И властно приказал крепко державшим его преследователям: - Дайте ему подняться.

Илэйв, опершись ладонями о булыжники, распрямился и встал на колени, озадаченно тряхнул разбитой головой и взглянул на красивые наездничьи сапоги, на красивые одежды и, наконец, на мужественное, квадратное, властное лицо с орлиным носом и серыми, проницательными глазами, невозмутимо устремленными на испачканного, взлохмаченного юношу, отрекомендованного ему как еретика. Оба смотрели друг на друга не отрываясь, словно зачарованные, судья и обвиняемый, - словно пытаясь пробраться друг к другу через пустыню недоверия, полную сыпучих песков и ловушек.

- Тебя зовут Илэйв? - мягко спросил епископ. - Ответь мне, Илэйв, отчего ты пытался бежать.

- Я пытался не бежать, а... догнать, - отдышавшись, сказал Илэйв. Милорд, юная девушка находится в опасности. Я узнал об этом только сейчас. И я сам тому причиной! Позвольте мне догнать и спасти ее, и - клянусь вам - я сразу же вернусь сюда. Господин, я люблю ее и хочу взять в жены... Если она в опасности, я должен быть с ней рядом.

Илэйв резко подался вперед и схватил епископа за край сутаны. В душе его вспыхнула надежда, ибо от него не отшатнулись и не попытались оттолкнуть. - О, милорд! Шериф уже отправился выручать ее, позднее он подтвердит мои слова. Но это моя невеста, нас нельзя разделить, и потому я должен спешить к ней. Милорд! Вот вам моя самая святая клятва, что я вернусь и предстану перед судом, каково бы ни было решение. Но отпустите меня сегодня вечером - всего только на несколько часов!

Аббат Радульфус отступил с видом столь решительным, что все стоявшие с ним рядом и с изумлением глядевшие на юношу также отошли в сторону. Роже де Клинтон, который умел читать в сердцах человеческих, крепко взял Илэйва за руку и помог ему подняться на ноги. Властным жестом он указал на ворота и велел привратнику:

- Выпусти его!

Мастерская Джевана Литвуда, где он выделывал кожи, находилась за Франквиллем, в уединенном месте на правом берегу реки, под крутым склоном, на котором раскинулся луг, оканчивающийся зарослями кустарника. Здесь земля дыбилась холмами, река была глубже и текла стремительней, что замечательно способствовало работе Джевана. Производство пергамента требует неограниченного количества проточной воды, и как раз это место быстро бегущего Северна годилось для того, чтобы укрепить там открытые деревянные рамы с сетями, на которые натягивались сырые кожи так, чтобы вода могла свободно омывать их день и ночь, прежде чем их можно будет погрузить в раствор извести на две недели, а потом выскоблить и вновь погрузить еще на две недели в известь для окончательного отбеливания. Фортуната имела представление о способе превращения сырых кож в тонкие, кремовато-белые листы пергамента, которыми так гордился ее дядюшка. Она не стала попусту тратить время возле сетчатых рам, погруженных в реку. Там никто бы не стал прятать что-либо ценное. Слабый запах тления заставил ее поморщиться, но поток был достаточно мощен, и запахи здесь не застаивались. Внутри хижины этот запах был значительно сильней, смешанный с едкими испарениями известкового раствора и менее едким запахом выделанных кож...

Фортуната отперла мастерскую и вошла, плотно прикрыв за собой дверь. Ключ она взяла с собой. В мастерской, с утра простоявшей запертой, было темно и душно, но Фортуната не посмела отворить ставни, чтобы осветить поярче большой стол, на котором Джеван нарезал и выскабливал кожи. В доме стояла тишина. Округа была пустынна: ни лачуги кругом, ни тропинки, по которой бы кто-то мог пройти мимо. Времени у Фортунаты было предостаточно, и потому она не торопилась. Та вещь, которую Джеван не захотел держать в доме, могла оказаться здесь, где, укрытый от посторонних взглядов, он чувствовал себя безраздельным хозяином.

Фортунате хорошо было известно, как тут и что расположено, где размещены лохани с раствором извести - первый для кож, которые только что принесли с реки, и второй - уже для выскобленных кож, на которых с обеих сторон не осталось ни щетины, ни комочков плоти. Окончательную промывку проводили в реке, после чего кожи натягивали на рамы и сушили на солнце, а потом опять тщательно скоблили пемзой и мыли. Джеван сегодня пользовался только одной рамой: кожа, натянутая на ней, была гладкой и теплой на ощупь.