Татьяна Минина - Исправленному верить (сборник)
– Ну-ну. Пускай ищут. Только боюсь я за них. Места там дикие, а зверь непуганый и голодный сейчас, как бы волки не задрали. А не волки, так мороз…
– Нет уж, пусть найдут. Я туда лучших послал, мне они дороги. Приказ у них: беглых найти, но ареста не чинить. Кандалы я всегда на них надеть успею. Пускай пока у Лешего отсидятся, вместе с моими, на всякий случай.
– Вот так бы сразу, ваше высокопревосходительство, – сбрасывая напряжение, ответил Лернов и сделал большой глоток чая. – А то крамола, арест…
– Не обижайся. В нашем деле, сам знаешь, доверяй, но проверяй. А вдруг ты об этом не знал, вдруг бумаги те ложные? Ну ладно, ладно, не кривись, шучу. – Вангардов примирительно улыбнулся и получил кивок в ответ. – Так что у тебя все-таки? Выкладывай!
Теперь настала очередь магиссимуса выдержать паузу. Он помешал угли в печи, сел обратно на свое место и, наконец, продолжил:
– Вот ты тут страху нагнал: регентство, гарнизоны, маги «беглые»… а если я скажу тебе, что можно без всего этого обойтись? Если императора можно спасти?
– Я отвечу, что ты либо безумен, либо получил божественную силу. Сейчас можно вести речь разве что о спасении его души, но это уже забота святых отцов. Нам же надо думать, как спасать Сантию от цесаревича. У нас на это два года. Срок небольшой, но достаточный…
– И все-таки способ есть. Древнее искусство.
– Что? – сохраняя спокойствие, спросил Вангардов, однако кружку поставил на стол и продолжил. – Так вот куда тратит деньги честных сантийцев Верховный Ковен! И куда только маг-прокурор смотрит… Завтра же ему внушение сделаю. Надеюсь, цель стоила своих средств?
– Успокойся, – ответил Лернов и усмехнулся: – Твой маг-прокурор – славный малый и внушения не заслуживает, потому что ничего такого, что ты имел в виду, нет. И без того хлопот достаточно. Хотя соблазн был, не скрою. Но знаешь, как-то не осмелился. «Размягчел душой», как сказали бы в старину. Да и крови я боюсь, сам знаешь, хотя, если верить древним, это дело привычки…
– Скажите, пожалуйста, крови он боится. А значит, уложение Святого Престола, а потом и циркуляр Блюстительного Суда «о запрете кровавых обрядов и иных членовредительных действий» это тебе уже так, побоку?
– Господин генерал-прокурор, я вас не перебивал, когда вы говорили, – Лернов начал раздражаться, и это подействовало – Вангардов умолк. – Не верите мне, спросите у своих осведомителей – ни один маг, в чьем статусе[3] стоит моя подпись, скрепленная Большой Императорской печатью, не пролил крови, ни своей, ни чужой, кроме как ради защиты собственной жизни, доброго имени и интересов государства, не нарушив при этом ни один из законов Сантии. Так вот, я прошу вашего разрешения на применение к государю запретного искусства.
– Другими словами, ты просишь моего разрешения нарушить закон, – не моргнув глазом ответил Вангардов. – Считай, ты его получил, устно, разумеется. Но я бы хотел узнать, как, черт побери, ты намерен применять это древнее знание, если ни ты, ни твои люди им не владеют?! Ведь там, насколько я помню, весьма важна практика!
Вместо ответа магиссимус только посмотрел в глаза генерал-прокурора долгим взглядом. В свете печи Лернов все больше напоминал Вангардову демона-искусителя. И тут Константина Васильевича осенило. Ответ сам пришел в голову, да такой, что генерал-прокурор от внутреннего напряжения подался вперед в кресле.
– Даже не думай, Аркадий! Нет!
– Если что-то не умеешь, попроси того, кто умеет, – парировал Лернов, лукаво улыбаясь. Определенно, демон!
– Его нет. Понял? Нет!
– И все-таки он есть, к тому же ты уже дал слово. – Магиссимус накрепко вцепился в генерал-прокурора и теперь не отпустит, пока не добьется своего. Но и генерал-прокурор не спешил сдаваться.
– Тысячу лет мы боролись с некромантией и ее адептами. Дюжина поколений магов и блюстителей билась с некромантами, чтобы извести их под корень. Само слово «некромантия» стало запретным. Не люблю говорить банальности, но вспомни, сколько мы потеряли наших братьев, сколько людей погибло от рук этих изуверов! А сколько невиновных было казнено, только из-за того, что эти гении смерти ловко заметали следы и маскировали свою волшбу под болезни, яды, другую магию! До сих пор жалею, что послушался тебя тогда и не казнил последнего из них, но первого в их искусстве! Теперь вижу – не напрасно. Ты же сам сто лет назад упрятал его в самую глубокую темницу и выбросил ключ от клетки. Не твои ли руки накладывали семь печатей, а теперь они же хотят выпустить этого монстра?!
– Накладывали. И хотят выпустить. Ты слишком предвзят в своих суждениях, Константин, – подтвердил магиссимус и, не давая возразить, продолжил: – Когда мы изъяли его библиотеку, там оказались труды некромантов за последние лет пятьсот. Немного, тысяч пять-шесть книг от силы, что неудивительно, если вспомнить, что раньше все найденные «черные» книжки отправлялись в церковные печи или подвалы. Бестолковые «жития святых» занимают куда больше места. В этих же книгах толк есть, да еще какой! Рукописи оказались по большей части дневниками темных, в которых подробнейшим образом описаны их «членовредительные действия». Описаны четко, коротко и одновременно в деталях. И вот что интересно: из многих записей следует, что «жертвы» после «изуверских» действий не только не умирали, но выживали и возвращались к обычной жизни. Особенно много подобных записей у нашего «монстра». Похоже, он первым из своих собратьев решил, что темное искусство может не только разрушать, но и создавать; главное – без помощи традиционных магических энергий. Но самое потрясающее – это несколько фундаментальных трудов о структуре человеческого тела, о болезнях, влиянии погод на здравие человека…
– Аркадий, – Константин Васильевич прервал друга, – умоляю, избавь меня от твоих ученых конструкций. У нас не научный диспут, а… м-м-м… частная беседа, хотя в Уложении о Наказаниях есть более верное определение. – Генерал-прокурор обнял пальцами кружку так, будто они у него замерзли, и сделал еще глоток, больше прежних. – Ну, хорошо, меня ты убедил. Допустим, он может нам помочь. Мы его выпустим. Но какого черта, да простится мне это богохульство, ему нам помогать?!
– О-о-о… – многозначительно протянул Аркадий Ефимович и поднял указательный палец вверх. – Вот мы и подошли к главному вопросу. Как ты знаешь, мой самый любимый из смертных грехов – тщеславие. Я предложу ему деканство.
Вместо ответа Вангардов опустил кружку на стол, но не рассчитал силы, и та жалобно звякнула о полированное дерево, расплескав вдобавок чай. Хрустальный бокал от столь бесцеремонного обращения разлетелся бы вдребезги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});