Альфред Ван Вогт - Рейд к звездам

— Март, — ответил ему отрывистый, но тихий голос.

— Ищешь Источник?

— Ага!

— И я.

Но вот наступил рассвет, и в его багровом свете появился Корабль. Металл его оболочки постепенно запылал отраженным сиянием солнца, которое само еще не появилось. Сияние опускалось по металлу все ниже и ниже, пока из-за горизонта не возник край солнца. И чем выше вставало солнце, тем больше, казалось, становился Корабль. Стоэтажный небоскреб Административного Центра выглядел рядом с ним жалкой подпоркой.

С гордостью и восторгом смотрел Дидди на Корабль. Тот словно плыл в солнечных лучах, поднимаясь в небеса. «Пока еще рано, — подумал Дидди, — но этот день придет. Величайший звездолет, созданный человеком, устремится в пространство. И тогда война кончится».

Голод заставил мальчика спуститься с холма. Он перекусил в ближайшем ресторанчике, а потом полетел домой.

Джемисон был в спальне, когда открылась входная дверь. Он сжал пальцы жены, которая под утро проснулась и снова пришла к нему.

— Дидди устал. Пусть отдохнет, — сказал Тревор.

Веда высвободилась и молча ушла в свою спальню.

Мальчик прокрался через темную гостиную и включил свет. Одновременно вспыхнули лампочки на панели домашнего робота-учителя.

— Рапорт, — произнес тот.

— Я понял, что такое Звук, — ответил Джемисон — младший.

— И что же это?

Дидди ответил ему.

— Ты оправдал мои надежды. Теперь иди спать.

Скользнув под одеяло, мальчик вновь ощутил вибрацию. Он слышал скрип пружин и дрожь пластикового окна. Вместе со всеми вещами дрожал пол. Дидди счастливо улыбнулся. Он не удивился появлению звука, который вроде бы исчезал на время его опасного приключения. Это и были «испарения» Астроверфи — туман вибрации. Теперь Звук останется с ним навсегда, даже когда Корабль будет построен. Это — часть его жизни.

Так, с улыбкой на губах он и заснул.

20

Проснулся Джемисон как обычно: сон мгновенно слетел с него, едва он вспомнил о событиях прошедшей ночи. Тревор зашел в спальню жены взглянуть на Веду и облегченно вздохнул — все-таки она отдохнула, да и вставать ей еще не скоро.

Он на цыпочках прокрался в ванную, умылся и в одиночестве съел завтрак. Все это время он думал о том, как прошлая ночь повлияет на будущее Земли. ЕГО Эзвал не подкачал.

На самом деле рапорт Джемисона был еще только в его голове — ему просто захотелось поставить адмирала на место. В своем кабине доктор включил персональный компьютер и стал диктовать фразы рапорта, где назвал происшедшее ночью событие не менее важным, чем постройка Корабля. «Использование телепатии в качестве связи между различными расами — дело дальнейших исследований. Но сам факт существования такой возможности — величайшее событие в истории Галактики».

Когда рапорт был готов, Тревор Джемисон вошел в Сеть и разослал файл всем, кто был в нем заинтересован.

Первым ответ прислал видный военачальник. «Интересно знать, были ли приняты меры предосторожности при общении Эзвала с людьми, причастными к «закрытым» исследованиям? И не следует ли в этом случае уничтожить Эзвала в качестве предосторожности?»

Этот ответ вызвал у Тревора физическое отвращение — будто ему в лицо дохнуло из помойки. Военные всегда трясутся над своими паршивыми секретами, ценя их во сто крат больше человеческой жизни. И ведь это идиотское мнение тоже будет разослано по всей Галактике!..

Джемисон написал генералу ответ, в котором доказывал, что Эзвал не имел контакта с людьми, располагающими СЕКРЕТНЫМИ СВЕДЕНИЯМИ, если не считать его самого. Тут имелось слабое место: хоть доктор и не являлся высшим офицером или министром, он был полностью осведомлен о многих стратегических проектах землян.

«Кроме того, — продолжал он, — неизвестно, когда еще сложится благоприятная ситуация и к нам в руки попадет столь расположенный к сотрудничеству Эзвал. Я не говорю уже о том, что от сохранения жизни Эфрами зависят будущие отношения со всей расой Эзвалов. Возникающий контакт будет прерван навсегда, если он погибнет. Ведь его соплеменники когда-нибудь обязательно узнают о случившемся».

Тревор и этот текст отправил по тем же адресам. В целях безопасности он перевел Эзвала в другое место. Официальная версия гласила: теперь инопланетянин гарантированно не будет иметь контактов с носителями секретной информации. До вечера Джемисону по Сети пришло еще несколько откликов — все благожелательные, кроме одного. Один из крупных чиновников гневно спрашивал доктора: «Человек, что за чудовище ты выдаешь за ребенка?!»

На этом закончилась рабочая неделя. Но только не для Тревора Джемисона. Через свой компьютер он вошел в Информационный банк Комитета начальников штабов и сделал запрос о расах, с которыми невозможно установить контакт. А пока шла проверка его допуска, Тревор позвонил Калебу Карсону, чтобы пригласить его на ленч.

Калеб был весьма похож на своего деда, по имени которого и названа планета Эзвалов. Вокруг него всегда сиял ореол успеха, от Карсона-младшего прямо-таки исходили волны энергии. Казалось, он хранит какую-то тайну, которой ни с кем не имеет права делиться.

В «Корабельной каюте», государственном ресторане для высших администраторов, Джемисон посвятил Карсона в свои планы:

— Необходимо отправиться с Эфрами на какую-нибудь неподдающуюся контакту планету и использовать его в качестве посредника.

Калеб кивнул.

— Это верная мысль. У нас появилась возможность влить в Галактическое Содружество несколько миров.

Затем они принялись обсуждать детали освобождения Эзвала. Покончив с ленчем, собеседники кинули прощальный взгляд на силуэт Корабля за окном и направились к выходу из зала.

— Неужели на этом Корабле можно будет достичь родины руллов? — спросил Калеб Карсон.

На такую тему говорить не следовало — он сразу понял это по реакции Тревора Джемисона, который демонстративно забарабанил костяшками пальцев по косяку двери.

— Слушай, брось сердиться! Давай вызовем охрану и пройдем проверку.

— Вот именно, — сразу согласился доктор. — Нам обоим необходимо это сделать.

С полной серьезностью они прошли процедуру проверки и оказались людьми. По крайней мере, пока не потеряют друг друга из виду. В этом шатком мире, полном шпионов, ясность вообще была понятием относительным. Один неверный вопрос, не так сказанное слово — и человек подвергался проверке. Конечно, желание Карсона пройти проверку говорило само за себя, но порядок есть порядок — дело следовало довести до конца.