Грегори Бенфорд - Панорама времен

— Хорошо… — после паузы ответил Гордон. Его напор иссяк.

— И я действительно очень сожалею, что ваше имя упомянули в связи с этим делом… О'кей?

— О'кей, — пробормотал Гордон, не очень представляя, с чем он согласился.

Глава 15

Грегори Маркхем стоял, заложив руки за спину. Седеющие виски придавали ему солидность. Глуховатый шум лабораторного оборудования наполнял его душу теплом. Непрерывно работающие приборы напоминали ему простых смертных хотя бы своими непредсказуемыми выходами из строя и причудами. Лаборатория казалась островком жизни в мертвой тишине остальной части Кавендишского лабораторного корпуса. Все возможные ресурсы передавались именно ею. Кавендишский лабораторный корпус вступил в современный мир, используя работы Фарадея и Максвелла, сотворивших чудо приручения электричества. А теперь в самом центре Кавендиша осталось только несколько человек, пытающихся вернуться обратно, — пловцы против течения.

Ренфрю быстро двигался в проходах между нагромождениями приборов, от одной неисправности к другой. Маркхем улыбался, глядя на этого неутомимого человека, в котором так и бурлила энергия. Отчасти это объяснялось молчаливым присутствием Яна Петерсона, удобно расположившегося в кресле и наблюдавшего за экраном осциллографа, где пульсировал основной сигнал. Ренфрю нервничал. Он знал, что за внешним спокойствием этого человека скрывалась непрерывная напряженная работа мозга.

Топая, Ренфрю подошел к центральному осциллографу, на экране которого царил хаос шумовых сигналов.

— Черт, — сказал он, горячась. — Это безобразие никак не хочет исчезать.

— Значит, не считает необходимым посылать ваши сигналы, когда я здесь, — усмехнулся Петерсон. — Я заехал по дороге, чтобы узнать, как идут дела.

— Да нет. — Ренфрю неловко передернул плечами. Маркхем отметил, что карманы его коричневой куртки набиты деталями электронных устройств, которые Ренфрю, наверное, засунул туда и забыл. — Вчера все шло очень хорошо. Нет причин, чтобы сегодня что-то изменилось. Я уверенно передавал астрономическую часть в течение трех часов.

— Должен сказать, что в этом нет необходимости в связи с трудностями, с которыми мы сталкиваемся при трансакции действительно важной…

— Это для того, чтобы помочь тому, кто находится на принимающей стороне, — перебил, выступая вперед, Маркхем. Он старался изображать полнейшее безразличие, забавляясь в глубине души при виде того, как эти люди вечно спорят, словно по-другому невозможно. — Джон считает, — продолжил Маркхем, — что, если они узнают, когда наш луч принимается лучше всего, это им поможет. Астрономические координаты…

— Я все хорошо понимаю, — прервал Петерсон. — Но до меня не доходит, почему вы не используете периоды стабильности для передачи важных материалов.

— Каких, например? — быстро спросил Маркхем.

— Расскажите им, что мы делаем, и повторите информацию об океане, и…

— Мы просто уморились, передавая этот материал, — выпалил Ренфрю. — Но если они не могут его получить, то какого черта…

— Послушайте, — сказал Маркхем мягко. — У нас достаточно времени, чтобы все это сделать, не так ли? Вы согласны? Когда шумы уменьшатся, мы в первую очередь отправим ваше послание насчет банка, а потом Джон сможет…

— А вы его еще не отправили? — удивленно воскликнул Петерсон, на что Ренфрю невозмутимо ответил:

— Э.., нет. Я не успел обработать остальную информацию…

— Хорошо! — Петерсона, казалось, взволновало это сообщение. Он быстро встал и зашагал между ящиками, громоздящимися друг на друге. — Я говорил вам, что обнаружил в файле письмо? Признаться, это очень удивительно.

— Да, — согласился Маркхем. — Когда вы появились утром и принесли пожелтевшую бумагу, все сильно разволновались. Неожиданно это стало реальностью.

— Я думал, — продолжал Петерсон, — что вы хотите э.., растянуть эксперимент.

— Растянуть? — переспросил Ренфрю.

— Ну да, не отправлять мое послание.

— Ну и ну, — только и вымолвил Маркхем.

— Но.., но разве вы не видите?.. — начал Ренфрю и вдруг осекся.

— Я полагал, это будет очень интересный эксперимент.

— Конечно, интересный, — согласился Маркхем. — Однако тут возникает некоторый парадокс.

— Это была моя идея, — быстро сказал Петерсон.

— Но ведь парадокс — это как раз то, чего мы хотим избежать, — возразил Ренфрю. — Он подорвет всю концепцию.

— Я вам объяснял, — обратился Маркхем к Петерсону. — Переключатель находится в промежуточном положении между “включено” и “отключено”, помните?

— Да, я прекрасно это понимаю, но…

— Тогда не предлагайте чепухи! — закричал Ренфрю. — Если вы хотите добраться до прошлого и знаете, что вам это удалось, уберите руки прочь.

Петерсон ответил с ледяным спокойствием:

— Единственная причина, благодаря которой вы это знаете, — мое проникновение в банк Ла-Ойи. Я считаю, что именно я подтвердил ваш успех.

Наступило неловкое молчание.

— Э-э.., конечно, — вымолвил Маркхем, чтобы как-то заполнить паузу. Петерсон прав. Это оказался самый легкий способ проверки, который им следовало бы применить. Но их учили думать механическими категориями экспериментов со множеством устройств, без вмешательства человека. Идея попросить о подтверждающем знаке просто не приходила им в голову. А теперь Петерсон, чиновник, доказал по наитию, что вся их система правильная.

Маркхем глубоко вздохнул. Потрясающее ощущение — понять, что ты достиг чего-то, что до тебя было недостижимо, что не укладывалось в голове, но на поверку оказалось совершенно реальным. Говорилось, что наука иногда настолько соприкасается с миром, как ничто другое. Сегодняшнее утро и листок, принесенный Петерсоном, доказали это иным способом. Триумф эксперимента наступает, когда ты поднимаешься на новую ступень знания. Что же касается тахионов, то настоящего понимания этого явления они не получили. Они располагали только письмом на пожелтевшем клочке бумаги.

— Ян, я понимаю, что вы чувствуете. Конечно, было бы заманчиво не отправлять ваше послание, но никто не знает, чем это чревато. Возможно, это помешает нам передать то, что вы хотите: информацию об океане.

Ренфрю поддакнул: “Чертовски правильно!” — и снова повернулся к аппаратуре.

Петерсон опустил глаза, словно погружаясь в раздумья.

— Хороший аргумент. Знаете, мне вдруг показалось, что тем способом мы выяснили бы больше.

— Могли бы, — уточнил Маркхем. — Но только в том случае, если мы будем понимать, что делаем.

— Согласен, — сказал Петерсон. — Мы исключаем парадоксы. Ну а потом… — Он мечтательно вздохнул.