Ларри Нивен - Воители (Сборник)

— Значит, вы без особой гарантии успеха можете наблюдать за ним следующие шесть месяцев. Все это время он может просто дожидаться, пока на него не набредет подходящий клиент.

— Разумеется. Он обязан подавать письменное уведомление о каждом своем покупателе. Это дает ему право задавать своим клиентам личные вопросы. Если у посетителя его магазина есть родственники, Грэхем отпускает его подобру-поздорову. У большинства людей, как вы сами понимаете, родственники имеются. И тогда, — с грустью в голосе произнес Бера, — он снова и снова может быть чист перед законом. Кроме того, бывают случаи, когда любители электричества исчезают и без всякой помощи со стороны органлеггеров.

— Почему мне на глаза не попался ни один из голоснимков Грэхема у него дома? Неужели вы ведете наблюдение только за его магазином?

Джексон Бера запустил руку в свою роскошную черную шевелюру.

— Разумеется, мы ведем наблюдение и за его домом, но внутрь его нам камерой не пробраться. Это квартира внутри здания. Без окон. Вам известен принцип скрытой слежки?

— Не очень-то. Я только знаю о том, что таких камер натыкано повсюду великое множество.

— Эти устройства столь же древнего происхождения, как и лазеры. Старейший из описываемых в учебниках трюков — это поставить зеркало в комнате, которую вы вознамерились тайно прослушивать. Тогда вы пускаете луч лазера через окно или даже сквозь плотные шторы и принимаете его отражение от зеркала. При этом он модулируется вибрациями стекла и дает вам прекрасную запись всего, о чем говорят в этой комнате. Но для получения изображения необходимо нечто более изощренное.

— И насколько же нам удается изощряться?

— Мы в состоянии направить следящий луч в любую комнату с окнами. Мы можем даже направить его через некоторые виды стен. Дайте нам оптически плоскую поверхность, и мы сможем направить его даже огибая угол.

— Но вам обязательно необходима наружная стена.

— Вот именно.

— Что сейчас делает Грэхем?

— Секундочку. — Лицо Бера исчезло с экрана. — Только что кто-то вошел к нему. Грэхем с ним разговаривает. Хотите глянуть сами?

— Разумеется. Оставьте его на экране. Я выключу изображение, когда отпадет необходимость в дальнейшем наблюдении.

На мгновение экран погас, затем перед моим взором предстал врачебный кабинет. Если бы я рассматривал его, заранее не зная, что это, я бы обязательно решил, что это зубной кабинет. Было в нем удобное откидное кресло с подушечками под голову и площадкой для ног. Рядом с ним стоял лабораторный столик с инструментами, аккуратно разложенными на его рабочей поверхности на чистой белой салфетке. Письменный стол в углу. Кеннет Грэхем беседовал с невзрачной девушкой с крайне усталым лицом.

Я прислушался к прямо-таки отеческим заверениям Грэхема, и яркому описанию всех волшебных свойство электрической стимуляции центров наслаждения. Когда слушать все это мне стало совсем невмоготу, я приглушил звук. Девушка заняла свое место в кресле, и Грэхем что-то поместил над ее головой.

Ничем не примечательное лицо девушки вдруг стало прекрасным.

Счастье всегда красиво само по себе. Лицо девушки озарилось неподдельной радостью, и только теперь я понял, что ничего еще не смыслю в ремесле продажи дроудов. По-видимому, у Грэхема был такой индуктор, который вводил ток в любое нужное место под черепной коробкой и без вживления каких-либо проводников. Он мог продемонстрировать перед клиентом, что такое электрическая стимуляция, даже не прибегая к электродам в мозгу для первого раза.

Каким же сильнодействующим аргументом это было!

Грэхем выключил аппаратуру. Впечатление было такое, будто этим жестом он выключил и саму девушку. Она какое-то мгновение еще сидела ошеломленная, затем быстро потянулась к своей сумочке и стала лихорадочно в ней рыться.

Я уже не в состоянии был терпеть больше. И выключил экран.

Не так уж удивительно, если Грэхем стал органлеггером. Ему нужно было лишиться вообще какого бы то ни было человеческого сострадания уже для того только, чтобы продавать свой товар.

Но все-таки, подумал я, должен был еще существовать кокой-то мощный внешний стимул, чтобы он окончательно созрел. Чтобы он смог стать еще чуть-чуть более бессердечным, чем миллиарды остальных земных жителей. Хотя и не очень. Каждой избиратель в душе своей немножко органлеггер. Ведь вводя смертную казнь за совершение многих, даже незначительных преступлений законодатели всего лишь уступали нажиму, оказываемому на них избирателями. Все меньше оставалось в обществе уважения к ценности человеческой жизни как таковой.

У нас в Белте были совсем иные представления на сей счет. Там умение выживать само по себе было великим достоинством, а жизнь каждого считалась вещью драгоценной. Слишком редкая среди безжизненных скал, она одним своим существованием противостояла убийственной пустоте межпланетного пространства.

Поэтому-то мне и пришлось вернуться на Землю за своим трансплантатом.

Мой запрос был удовлетворен через два месяца после того, как я приземлился. Почему так быстро? Позже я узнал, что в запасниках всегда имеется излишек определенных частей тела. В наши дни очень редко кто-либо теряет руки. И еще я узнал через год после того, как мне была произведена трансплантация, что я пользуюсь рукой, отобранной из подпольного хранилища органлеггеров.

Это стало для меня настоящим потрясением. Я надеялся на то, что моя рука будет взята у какого-нибудь изощренного убийцы-маньяка, у того, например, кто застрелил с крыши здания четырех медсестер. Отнюдь нет. Она была отнята у какой-то безымянной жертвы, которой выпало несчастье встретиться на своем жизненном пути с вурдалаком, а я был этим облагодетельствован.

Ну и что, я в припадке отвращения вернул свою новую руку? Разумеется, даже и не подумал это сделать. Я поступил работать в РУКА, некогда Региональное Управление Кадровой Агентуры, а ныне — Калифорнийский филиал Полиции Организации Объединенных Наций. Хотя я и украл у мертвеца его руку, не прочь был поохотиться за родичами тех, кто его убил.

Благородный пыл этих высоких намерений быстро угас в бумажной круговерти последних лет. Вероятно, я становился все более черствым, ничуть не лучше других плоскоземцев, окружавших меня, что из года в год требовали смертной казни за все более мелкие прегрешения, такие как сокрытие доходов от налогообложения или управление летательным аппаратом над территорией города в режиме ручного управления.

Намного ли Кеннет Грэхем хуже, чем они?

Впрочем, конечно, хуже. Негодяй имплантировал проводники в голову Оуэна Дженнисона!