Ганс Доминик - Лучи смерти

Атма опять заговорил. О том, что Сильвестр умер, унося с собой известие от Яны, что и после смерти на его губах была улыбка, а окоченевшие руки все еще держали телеграмму.

Яна слышала это, и ее неподвижный взгляд заблестел, ее губы дрожали, но она успокаивалась.

— Его имя и призвание продолжают жить в тебе. Заботься о Сильвестре, заботясь о его ребенке…

Он опустил руки. Яна стояла перед ним. Его влияние продолжало действовать. Все ее мысли и чувства сосредоточились на зреющей в ней жизни.

Она улыбнулась, краска вернулась на ее лицо. И она прошла мимо Сомы Атмы, мимо лорда Горация и леди Дианы, направляясь в замок.

Первый приступ горя она перенесла на руках Атмы. Ее жизнь будет посвящена наследнику Сильвестра.

Диана Мейтланд увидела, как Яна направилась к дому. Она дрожала под впечатлением разыгравшейся сцены. Ее страшило, что Яна будет плакать, лишится сил, умрет… А теперь видела, что она спокойна.

Ее колени подгибались и она оперлась на руку мужа. Атма медленно следовал за Яной Бурсфельд. Проходя мимо леди Дианы и лорда Горация, он замедлил шаг. Потом остановился.

Медленно, отрывисто заговорил он:

— Благословен этот дом! В его стенах родятся наследники двух родов… Заботьтесь о них!.. Берегите их!.. Они носители будущего…

Он пошел дальше…

— Диана! Что искал индус?.. Что он хотел сказать?.. Два наследника?

Диана Мейтланд смотрела в землю. Лорд Гораций с мягкой настойчивостью заставил ее поднять голову и посмотреть на него.

— Два наследника. Диана, что хотел сказать Атма?

— Он увидел и сказал то, что есть.

— Диана!

— Гораций!

В этих двух коротких словах заключалось все их будущее.

Нежно и заботливо вел лорд Гораций жену к старому родовому замку Мейтландов, словно в его руках находилось сокровище.

Доктор Глоссин испытал тройной удар судьбы. Потеряв честь, власть и деньги, он был вынужден покинуть Штаты. Слишком поздно понял этот хитрец, что время неограниченного владычества прошло, что у правительственного корабля стали люди с другими принципами.

Он был лишен власти, к которой привык в течение двадцати лет, без которой казалось ему, он не может жить и дышать. Накопленные им за эти годы миллионы были конфискованы. После слов Вилльяма Беккера у него оставалось ровно столько, чтобы не быть вынужденным просить милостыню в Англии.

Он прибыл в Англию на утро после той бурной ночи, когда патриоты выгнали его из Вашингтона. Лишь одно чувство еще поддерживало в нем волю к жизни, привязывало его к существованию: то была его любовь к Яне Бурсфельд.

Яна находится в доме Мейтландов. Мог ли он показаться там? Потребовать обратно девушку, которую выдал за свою племянницу.

Это были щекотливые вопросы. Слишком многое произошло с тех пор, как лорд Мейтланд дал ему свое обещание. Выступление неизвестной власти и без него способствовало бы свержению диктатора. Это обстоятельство в значительной мере должно было ослабить англичан.

Нужно было спешить. Глоссин прибыл в Мейтланд Кастль в то самое утро, когда там находился Сома Атма. Его знакомство с местностью позволило ему незамеченным пробраться в парк и заросшими тропинками пробраться к замку. Его план был настолько прост, что не мог не удаться в другое время: незаметно приблизиться к Яне, снова подчинить ее себе и вместе с ней покинуть парк. А потом — прочь из Англии, в какую-нибудь чужую страну, где не знают доктора Глоссина, где он, на остатки своего былого богатства, сумеет прожить с Яной.

Доктор Глоссин все ближе подходил к замку. Узкая, извилистая тропинка вела к восьмиугольному павильону. С другой стороны этой постройки более широкая дорога вела из парка на поляну; там он увидел Яну, одиноко сидящую под большим буком.

Доктор Глоссин пожирал ее глазами. Он был у цели своих желаний. Осторожно хотел он приблизиться и выполнить свой план.

Звуки голосов, шелест приближавшихся шагов заставили его остаться на месте, а потом отступить шаг за шагом, чтобы укрыться от взглядов приближающихся за деревьями у павильона.

Он увидел лорда Горация, который направлялся по дороге в замок. Рядом с ним шел смуглый человек. Он знал его со времени истории в Зинг-Зинг и образ его часто грозно вставал перед ним после гибели Р.Ф.С.II.

Атма один направился к Яне.

Глоссин прижался к двери павильона. Она не была заперта и поддалась. Здесь царил полумрак. Жалюзи на окнах были спущены и дневной свет, проникая только через щели, наполнял помещение неверной полутьмой.

Доктор Глоссин подошел к окну и стал наблюдать через щель за происходящим в парке.

Он увидел, как Атма поддерживал Яну, как они направились к замку. Опытный глаз врача открыл ему, что она беременна. Он отскочил от окна и упал на стоявшую в полутемном помещении садовую скамью. Исчезла последняя надежда, связывавшая его с жизнью.

Яна была потеряна для него. Она подарит наследника тому, ненавистному…

Пора было кончать.

В течение многих лет доктор Глоссин сознавал возможность, даже необходимость добровольной смерти. Он хорошо обдумал различные виды смерти и обзавелся для этого средствами.

Он располагал моментально и безболезненно действующими ядами, наркотиками, которые вызывают приятный сон, незаметно переходящий в смерть. Внезапное изгнание и бегство лишили его всех этих средств. При нем оставался только маленький браунинг, с которым он никогда не расставался, который однажды направил на Сильвестра,

Он вытащил его и решительно приставил к груди. Выстрел прокатился по маленькому павильону. Тело Глоссина, вытянувшись, упало со скамьи на каменный пол, в тот самый момент, когда Атма вошел в павильон.

Он уложил умирающего на скамью, провел рукой по его глазам и вискам, и кровь из раны потекла медленнее, потом остановилась.

К раненому возвращалось сознание, но туманное, обрывистое. Перед его закрытыми глазами проходили различные видения.

Доктор Глоссин попытался овладеть этими видениями. Отчаянным усилием заставил он себя думать.

— …Я неудачно стрелял… Пульс останавливается… Предсмертный бред…

Его мысли прогнали наваждение. Все фигуры исчезли. Перед его глазами остался лишь бледный туман.

Время проходило. Умирающий не знал, были ли то секунды или века.

Туман стал сгущаться. Из него выделилась новая фигура.

Глоссин увидел два спокойно глядящих на него глаза, они показались ему знакомыми, напомнили ему давно прошедшие времена.

Из тумана выступили черты лица. Высокий лоб, белокурая борода.

Такой вид был у Гергарта Бурсфельда тридцать лет назад. Он был в белом тропическом костюме, который носил тогда в Месопотамии.