Евгений Филенко - Гнездо Феникса

И все же они ухитрились заблудиться.

Это представлялось невероятным, но когда прошло что-то около двух часов, а они так и не вышли к колодцу, Биссонет начал проявлять беспокойство.

– Вам не кажется, что мы курсируем по кругу? – спросил он отчаянным голосом.

– Мне кажется другое, – помолчав, ответил Кратов. – Пока мы глазели на Мерцальника, кто-то перетасовал все подземелье. Возможно, сам Мерцальник и перетасовал. Мы ему… гм… не понравились.

– Почему вы так решили? – осведомился Биссонет испытующе. – По-моему, наше присутствие могло сделать честь любой компании!

Кратов взвесил на руке содержимое мешка.

– Краюха еще цела, – сообщил он. – Но это ненадолго.

– Хочу заранее уведомить, – бледно улыбаясь, промолвил Биссонет. – Я худ телом и малокалориен. И буду сопротивляться.

– Забыли упомянуть, что вы еще и ядовиты, – хмыкнул Кратов. – Поэтому можете быть спокойны: на вас у меня иммунитет отсутствует. А трапеза вышла бы прелюбопытная. Едок и блюдо находятся в равных условиях. Здоровая состязательность за право не быть съеденным… А еще вы забыли, что я обещал вас отсюда вытащить.

– Вы мне многое обещали… – сказал Биссонет. Он остановился и прямо взглянул на Кратова снизу вверх. – Я не знаю, выберемся ли мы. После всего увиденного трудно делать прогнозы. Поэтому я предлагаю вам мир. До сих пор вы имели дело исключительно с моей ногой. Не откажетесь ли принять и мою руку?

Кратов с некоторым изумлением пожал его удлиненную хрупкую ладонь.

– Что это на вас нашло? – спросил он на всякий случай.

– Я обещал извиниться, если получу доказательства вашей правоты. Дольмена мы не нашли и протопульсатор не повидали. Но зато сейчас мне стало ясно, что вам не было нужды лгать. Уэркаф буквально нафарширован тайнами. Здесь может произойти любое чудо. И непринужденная смена материков. И протопульсатор на неизвестных нам конструктивных принципах. И черт с рогами – хотя туземцы предпочитают величать его Малым Стражем… А коли так – значит, вы и впрямь видели дольмен, а в нем работающий прибор.

– И Мерцальников, – добавил Кратов.

– И Мерцальников. Хотя, казалось бы, с какой стати они так ополчились на протопульсатор, что даже не поленились восстать из преисподней?

– По здешним меркам правильнее сказать: из рая, – внес поправку Кратов. – Их гнев мне как раз понятен. Управление гравитацией является одной из их жизненных функций. Может быть, Мерцальники даже имеют специальные органы как генерации, так и восприятия волн гравидиапазона. Работающая сепулька попросту неприятно воздействовала на их гравиуши или гравиглаза.

– Или гравинос, – ввернул Биссонет.

– И они без особых церемоний, как это принято в их кругу, с ней разделались. А потом ушли туда, откуда явились – под землю… Но мне все еще непонятно, откуда взялась сама сепулька.

– Это вопрос! Как мы сейчас понимаем, Аафемт не в состоянии создать такой прибор. Пределом их квалификации является строительство дольменов и могильников. Мерцальникам сигнал-пульсатор вообще ни к чему – у них от него изжога и несварение.

– Значит, нужно продолжать поиски нечистой «третьей силы» Аксютина, – подытожил Кратов.

Биссонет привычно скорчил кислую гримасу, но сдержался.

– Мерцальники на эту роль, безусловно, не годятся, – сказал он. – А вот за Археонов они вполне сойдут. И такую гипотезу следует обсудить. Если, разумеется, уцелеет хоть один человек, который изложит ее в ИОК…

Негромко переговариваясь, они брели по бесконечной анфиладе. Поравнявшись с очередным скоплением контрфорсов и не найдя там обугленных костей неудачливого предшественника – одного из немногих запомнившихся ориентиров, они даже не были удивлены или раздосадованы. Расположившись прямо на полу, пренебрегая слабыми уколами в седалища, исходившими от сиявших медицинской чистотой плит, прикончили последнюю «краюху» – большой брикет ноздреватого кукурузного хлеба с витаминными добавками и полтубы выдохшегося теплого тоника. Биссонет стряхнул крошки с колен – те, не коснувшись пола, закружились, поплыли – и с любопытством проводил их глазами.

– Как вы думаете, – сказал он. – Если мы отыщем здешний мусоросборник, это поможет нам выбраться?

– Не думаю, – ответил Кратов. – Вряд ли они поднимают мусор на поверхность. Скорее всего, утилизуют прямо на месте.

– Теперь мы налегке. Признаться, я уже не верю, что, по-носорожьи слепо ломясь вперед, мы достигнем цели. А вы?

– Я тоже.

– Предлагаю обследовать боковые ходы.

– И заплутать еще сильнее?

– Вряд ли такое возможно… Мне просто наскучили эти однообразные интерьеры. И потом – я не прощу себе, если хотя бы краем глаза не увижу, что таится по соседству! Вдобавок, у меня такое чувство, что в этот раз мы не погибнем.

Спорить Кратов не стал.

В первом из ответвлений, мрачном и дурно пахнущем, не сделав и десятка шагов, они наткнулись на завал. Груда грязного хлама, слежавшегося за долгое время, поднималась почти до низкого потолка. Приглядевшись, Биссонет охнул и пулей вылетел на свет. Это были истлевшие кости в ошметках плоти и лохмотьях одежды. Сотни, а может быть, тысячи человеческих скелетов. То ли вся эта толпа набилась в узкий проход, спасаясь от чего-то невыносимо ужасного да здесь и сгинула. То ли сюда сволакивал останки после каждого имагопревращения некий таинственный блюститель чистоты, прямой родич Малого Стража… Холодея, Кратов вышел из склепа.

– Может быть, достаточно? – спросил он потрясенного Биссонета.

– Это тоже факт, – вымолвил тот неповинующимися губами. – А факты суть предмет ксеноэтологии. Мы с вами только приступили. И у нас нет выбора. Только, пожалуйста, идите первым…

Другое ответвление обернулось покатым спуском в огромную ванну, наполненную черной вязкой жидкостью, похожей на расплавленный асфальт. Поверхность ванны рябила и изредка вспучивалась радужными пузырями.

– Нефтяной кисель, – сказал Кратов. – Родная среда обитания Иовуаарп. Вот за чем они сюда так рвались.

Большинство ходов оканчивалось тупиком. Возможно, для подземной обслуги в них и отпирались какие-то скрытые двери. Но приблудным гостям дороги не было. Следовало отдать должное хозяевам лабиринта: тупики, чтобы не внушать беспочвенных надежд, возникали в нескольких десятках шагов от анфилады.

Иногда ход приводил в прекрасно освещенное и совершенно пустое помещение. Можно было встать посередине, произнести что-нибудь громко и отчетливо, а затем наслаждаться эхом – многократным и почти без потери качества.

Случалось, впрочем, что эхо напрочь отсутствовало. Голоса глохли, словно в подушке. И в двух шагах нельзя было понять слов собеседника.