Кир Булычев - Поселок

На экране появились круги взрыхленной земли.

Салли ахнула.

- Очень разумный способ подкарауливать жертву, - сказала Клавдия. - Во всей Вселенной этим занимаются различные хищники.

- Вплоть до женщин, - неудачно пошутил Павлыш.

Он ожидал афронта, но его не последовало. Наоборот. Клавдия вдруг улыбнулась.

- Не бойтесь нас, Павлыш, - сказала она. - Но разве приятно, когда к тебе в дом лезут железной палкой?

Наконец подошла очередь гигантских деревьев.

На экране деревья выглядели совсем не так величественно, как в жизни. Павлышу даже хотелось просить зрительниц, чтобы они не верили тому, что видят. Серые расплывчатые стволы, утопающие в тумане, ручищи сучьев, озерко в развилке…

- Камера не может вертеть глазами, как я, - сказал Павлыш. - Поле ее зрения ограничено, наше воображение питается нелогичностью движения глаз.

- Нет, почему же, - сказала Клавдия. - Зрелище впечатляет.

- И много там таких деревьев? - спросила Салли.

- По-моему, три или четыре - в пределах видимости. Может, дальше целый лес.

- Наверное, это не деревья, - сказала Клавдия. - Это мне кажется скорее симбиотическим сообществом - лесом, принявшим такую форму. Вы видите, что каждый ствол сплетен из сотен стволов, как канат из волокон.

- И каждое такое дерево - это целый мир, - сказала Салли. - Ведь там наверняка живут существа, которые и не подозревают, что есть еще что-то за пределами дерева.

- Надо будет как-нибудь совершить специальную экскурсию по дереву, - сказал Павлыш. - На несколько дней.

- Может, оставим это на долю большой экспедиции? - сказала Клавдия.

- Вы хотите лишить меня открытия, которое меня прославит, - сказал Павлыш.

- Слава, никогда не надо печься о сенсациях. - Клавдия вдруг снова потеряла чувство юмора. - Вот поглядите, - она протянула ему кусочек темной породы, отшлифованный с одной стороны. Через породу тянулась широкая золотая полоса. - Это жильное золото, - продолжала она, - Мои скауты обнаружили здесь гору, буквально пронизанную золотыми жилами. Редчайший феномен. Романтик, подобный вам, тут же написал бы хлесткую статью, и досужие журналисты расписали бы вас в сотнях интервью - еще бы, человек, отыскавший золотую гору! Но для меня это лишь еще один, и довольно неважный, штрих в общей геологической картине планеты.

Салли положила ладонь на руку Павлыша, будто опасалась, что он скажет какую-нибудь колкость и Клавдия расстроится. Ладонь ее была теплой и мягкой. Клавдия оборвала свой монолог, и Павлыш понял, что ей не понравилось движение Салли, которое не укрылось от ее глаз. Салли тоже поняла это и убрала руку. Наступило неловкое молчание, и Салли прервала его, сказав:

- Мне хочется чаю. Кто-нибудь составит компанию?

- С удовольствием, - сказал Павлыш.

Он выключил камеру. Клавдия наклонилась над столом. Она задумчиво вертела в руке кусок породы с золотыми прожилками.

После чая Клавдия вдруг решила заняться уборкой. Она заявила, что за последние дни из-за легкомыслия Павлыша станция потеряла гигиеничность. Павлыш в уборке не участвовал, но так как ничем не займешься, если в доме на ночь глядя устроили уборку, то он отправился в лабораторию. Там он уселся с книгой ~ работать не хотелось.

За окнами лаборатории уже стемнело, воздух был синим. И можно было вообразить, что он сидит в домике на Земле и в любой момент может отправиться на прогулку. Читалось как-то плохо, никак не вживешься в сюжет. Павлыш встал, включил внешний динамик. Лес был тих, но тишина была неполной, она складывалась из множества настороженных звуков. Вот хрустнула ветка, потом что-то прошуршало в траве совсем недалеко от корабля. Издалека донесся утробный звук, низкий, почти неуловимый, но могучий, потом зачавкало, словно рядом бродил кто-то в болотных сапогах, с трудом вытягивая ноги из тины…

Наша беда в том, думал Павлыш, что в своих путешествиях человек старается все более исключить элемент риска. Каравелла Колумба была игрушкой штормов и ветров, каждый риф таил для нее гибель, каждый шквал грозил перевернуть. Но путешественники снова и снова уходили в море или шли с караванами через негостеприимные горы - ведь не только страсть к наживе влекла их. Проснуться под сенью неведомых гор, услышать шум чужестранного города, увидеть пальмы на берегу еще не открытого острова… Наверное, мы стали куда как рациональными - мы стараемся приспособить Вселенную к нашим трезвым нуждам, разложить ее по полочкам и даже раздражаемся, если что-то не влезает на полочку, на положенное место. Путешественники древности верили в гипербореев и людей с песьими головами, и это их не пугало. Мы же уверены в том, что генетический код един для Вселенной, и при виде человека с песьей головой не ахаем удивленно и восторженно, а начинаем считать хромосомы.

Еще в детстве мы читаем про Робинзона, и он, как и сто, и двести лет назад, покоряет нас своей наивностью, своим гордым одиночеством и человеческим вызовом, который несет в себе его судьба. Но уже в Робинзоне заложена опасность - уже Робинзон рационален. Он не мирится с природой, не ждет появления человека с песьей головой, а подсчитывает запасы зерна или шьет себе одежду из козьих шкур. Значит, Робинзона следует запретить - вот он, источник всех наших бед, вот кто - Даниэль Дефо заложил основы нашего рационализма. Признав это, Павлыш стал искать альтернативу и пришел к выводу, что ему более всего по душе Синдбад-мореход. Хоть тот был и торговцем, но птицу Рух воспринимал как часть естественного в своей сказочности мира. И потому Павлыш стал планировать альпинистский поход на гигантское дерево, который вернее всего не оправдает риска и затрат времени, но совершенно необходим Павлышу, чтобы наладить собственные отношения с этой планетой.

Они здесь уже давно, три недели, но кроме взаимной враждебности ничего не добились. Золотая гора безлична и равнодушна. Она может встретиться и на безатмосферном астероиде. Клавдия имеет дело в основном с предметами неодушевленными, поэтому она может провести здесь целый век и остаться чужой на чужой планете. Понимание входит в функции Павлыша. А его не достичь, скрываясь за надежными стенами куполов.

Споря внутренне с Клавдией, Павлыш, как и положено в таком заочном споре, почти не давал ей возможности возразить. Все воображаемые возражения Клавдии были неубедительны, тогда как аргументы Павлыша - несокрушимы.

Дикий высокий визг раздался над самым ухом. Павлыш даже вскочил и лишь через секунду понял, что визг донесся из леса - из того мира, который продолжал жить, словно Павлыша, со всей его техникой и могуществом, не существовало.

Павлыш метнулся к окну. За окном в темноте, разрезанной лучами медленно вращающихся прожекторов, кипел клубок тел. Несколько хищников - и не разберешь в такой суматохе, что за твари, - терзали толстого зеленого неповоротливого зверя, и в этой схватке была такая первобытная жестокость и такой страх смерти, что Павлыш, глядя, как клубок тел катится к лесу, выключил звук и отошел от окна. И с некоторой печалью подумал, что вернее всего он так и улетит с этой планеты, ни черта не узнав и не поняв, хотя формально увезет отсюда солидный груз биологических исследований и образцов флоры и фауны.