Чез Бренчли - Башня Королевской Дочери

Впрочем, Радель не ограничивался топографическими вопросами. Его любопытство было огромно и намного превышало познания Маррона: сколько монахов и сколько рыцарей сейчас в замке; кто из них живет здесь постоянно, а кого могут отослать в экспедицию и куда; насколько безопасен север, где нет дорог, и насколько далеко к северу уходят патрули Ордена.

Маррон едва ли мог ответить на все эти вопросы, и ему сделалось очень неуютно. Ему хотелось в свою очередь задать один-единственный вопрос: почему менестереля так интересуют подобные вещи, однако Радель был гостем, а сам Маррон - всего лишь проводником, и отвечать вопросом на вопрос было бы невежливо.

- Спросите у старших, мессир, - только и мог ответить он. Интересно, а не следует ли в свою очередь сообщить обо всех этих расспросах одному из магистров? Но Маррон не был знаком ни с кем из них, кроме магистра Рауля, а этот и слушать не стал бы, и фра Пиет тоже, в этом юноша был уверен. Вот разве что сьер Антон - но, в конце концов, менестрелем двигало любопытство, может быть, все гости Рока задают такие вопросы...

Маррон почувствовал облегчение, когда Радель стал задавать вопросы о нем самом. Почему Маррон решил отправиться в Святую Землю, почему он принес обет Ордену, почему просто не приехал в качестве поселенца и не начал обрабатывать землю? В ответ Маррон пробормотал что-то об имени своего отца, а потом промямлил еще несколько слов; былая уверенность покинула его, и он не сумел объяснить, как так вышло, что он надел рясу.

Чем больше вопросов задавал Радель, тем хуже отвечал Маррон. Он запинался, жестикулировал одной рукой, пытался отвлечь внимание менестреля - к этому времени они оказались на кухне, и если огромные котлы с луком и морковью были неинтересны менестрелю, он вполне мог бы заинтересоваться огромными хлебными печами, - однако тут увидел чудо или по крайней мере то, что показалось чудом.

Он увидел компаньонку госпожи Джулианны, Элизанду. Она, вероятно, выполняла какое-то поручение госпожи - а может, ее отпустили - и она просто гуляла. В общем, она была здесь и беззаботно приподнимала вуаль, откусывая яблоко. Маррон увидел, как она слизнула с губ яблочный сок, и у юноши прямо-таки слюнки потекли. Тут Элизанда повернула голову, и их глаза встретились.

Маррон поклонился, отчасти отдавая дань хорошим манерам, а отчасти - чтобы скрыть улыбку. Выпрямившись, он увидел, что Элизанда уставилась на его спутника, прямо-таки прожигая его глазами; посмотрев на Раделя, Маррон заметил, что тот ответил ей холодным пристальным взглядом. Юноша ничего не понял. Ну, не понравилось ей его выступление, но зачем так-то?..

- Э-э... мессир, госпожа... - Он не знал, в каком порядке представляют людей друг другу и превосходит ли компаньонка дворянки по положению менестреля, который вдвое старше ее.

- Все в порядке, Маррон, - негромко сказал Радель. - Мы с Элизандой старые друзья.

Друзьями их назвать было трудно. Даже сквозь вуаль Маррон увидел, как дернулось при этих словах лицо Элизанды. Откинув вуаль, она яростно вгрызлась в яблоко; а потом, жуя, ответила так, что Маррон ужасно удивился - за такой ответ наверняка можно было бы схлопотать выговор от тетушки или подзатыльник от дядюшки, - а тон ее при этом был самым что ни на есть странным, некоей смесью яда и презрения. Девушка ответила:

- О да, он пишет песни о мертвых, и это глубоко трогает нас обоих.

- Я рад, что вас что-то трогает, мадемуазель, - негромко ответил Радель, хотя Маррон почувствовал, как напрягся менестрель. - Могу лишь сожалеть, что розга отца слишком мало трогала вас в детстве.

Элизанда не поправила вуаль, и видны были выступившие скулы. Она совсем побелела при первых словах Раделя; второе его замечание заставило ее вспыхнуть ярко-алым цветом, словно угли, которые выгребал из печи за ее спиной один из братьев. Маррон смотрел на него, чтобы не разглядывать Элизанду; никогда еще он не видел такого медлительного и молчаливого работника.

- Ты не имеешь права, - прошипела она, - не имеешь права на такие слова! Кто бы другой, но ты!..

- Возможно, - без тени сожаления отозвался менестрель. - Не стоит затевать спор о том, что между нами определяется правом, что долгом, что еще чем-нибудь. Уже слишком поздно.

- И давно уже было поздно, - горько добавила она. Потом, словно очнувшись, сказала: - Прости, Маррон. Не надо было устраивать эту сцену на твоих глазах.

Не успел юноша возразить, как она развернулась и проскользнула мимо стоявшего у печи брата, заставив того оглянуться с любопытством, которое он до сих пор ухитрялся скрывать. Впрочем, удивленный взгляд заслужила не только Элизанда: когда она исчезла, Радель еще долго стоял молча.

Когда он наконец заговорил, вопрос был совсем о другом.

- А куда ведет этот проход? - спросил он и тут же направился к спрятанной за печами двери. Маррон едва успел собраться с мыслями и бросился за ним.

- Э-э... в кельи кающихся, мессир. Наверное, вам не следовало бы...

Он не успел остановить менестреля. Радель уже поставил ногу на ступени и стал спускаться в темноту. Маррон сделал глубокий вдох и пошел следом.

Они прошли половину лестницы, когда снизу раздался все усиливающийся звук - стон, переходящий в вой. Маррон застыл, волосы у него встали дыбом; мгновение спустя он услышал ровный голос шедшего на пару ступенек впереди Раделя:

- Ты был прав, брат Маррон, не следовало нам сюда ходить. Давай-ка двинем наверх, на солнышко.

Радель не стал останавливаться, даже когда страшная лестница осталась позади, а шум кухни заглушил все, что могло исходить из подземелья. Он шагал вперед, ведя своего нерешительного проводника. Оглядевшись, он попросил:

- Теперь проводи меня в деревню, Маррон, если тебе не трудно.

- Это очень просто, мессир. Просто поверните налево у подножия скалы и идите по тропе. Вам не нужен...

- Пусть так. Но, Маррон, если тебе не трудно...

- Да, мессир.

Конечно, ему было не трудно после такого приказа; к тому же Маррон рад был бы убраться из замка на час-другой. Никогда еще эти стены не казались ему столь высокими, камни столь толстыми, а коридоры - столь темными. Он все еще слышал эхо крика, звучавшего у него в голове, и думал о том, что этот крик свел вместе монаха и менестреля.

* * *

Радель был мрачен и хранил молчание все время, пока они спускались по извивающейся тропе. Он ничем не напоминал вчерашнего менестреля или любопытного гостя, каким был час назад. В том месте, где дорога расходилась, он остановился, оперся на нависавшую скалу и сильно встряхнул головой. Потом он запрокинул лицо, медленно вдохнул и выдохнул и произнес:

- Смотри, там сокол. Видишь? Маррон поднял глаза к бледному небу.