Михаил Савеличев - Тигр, тигр, светло горящий !

— вспомнились Кириллу старинные стихи. С трудом оторвавшись от созерцания происходящего за границами тепла и уюта и ругая себя за леность, недальновидность, несообразительность и тупость, помешавшие ему посетить конгресс археологов, обойденный вниманием прессы, не ожидавшей от него интересного и на котором, наверное, обсуждалось многое из того, что он услышал и еще больше того, что он не услышал и даже не подозревал о существовании таких интересных идей, и, чувствуя, что разговор, могущий стать отменным интервью, увядает, несмотря на обильный полив дождем, догорает без новых дров, глохнет как двигатель без электричества, Кирилл, набрав воздуха, подлил воды, добавил масла в огонь и зарядил аккумулятор новой порцией энергии.

— Все, что вы говорили, может быть и верно для России. Но она экзотическая страна и кто не слышал слов о загадочной русской душе. А какое отношение это имеет к сегодняшним дням Евро-Азиатского Конгломерата?

— Ну хотя бы то отношение, что именно присоединение России, Дальневосточной Республики, Украины, Белоруссии, Крымского Анклава и Казахстана, бывших когда-то одним государством, к Европейскому Союзу в 37 году и дало начало Евро-Азиатскому Конгломерату. Россия стала центром объединения Европейского Союза и Азиатской Сферы Сопроцветания и мы унаследовали не только экономику и территорию, но и большей степени русский менталитет. Поэтому неудивительно, что с постройкой туннельных двигателей, когда освоение Внеземелья стало не только экономически выгодным, но и необходимым, в связи с перенаселенностью, загрязнением, мы с завидной точностью стали копировать русскую историю, что, впрочем, только подтверждает мои мысли, — Кирилл что-то хотел спросить или добавить, но Джонс предостерегающе поднял палец, пресекая попытку журналиста перебить его, — Спросите потом, Кирилл. Когда я увлекаюсь, то очень не люблю перебиваний, из-за чего мои студенты очень страдают. Во второй раз предприняв космическую экспансию, мы, подгоняемые всеми нашими проблемами, стремительно заселили Марс, Венеру, обжились на Меркурии, и, наконец, добрались до Спутников. И к чему пришли?

Все условия, необходимые для кристаллизации социума в жесткую пирамидальную структуру, то есть рождение нового тоталитарного режима налицо: территория, заселенная объединившимся человечеством, слившимся, за редким исключением, в одну нацию, — необъятна: вся Земля, планеты, спутники, вся Система под пятой человечества, население распределено крайне неравномерно, но для масштабов Солнечной системы оно мизерно — пожалуй каждому из нас можно вручить в личное пользование планетку размером с Ио, коммуникации для такого пространства — слабы и ненадежны — несмотря на разветвленную информационную сеть, она нас связывает слабо в силу ограниченности скорости света и всевозможных помех, порождаемых нашим беспокойным Солнцем. И как бы мы не хвалили нашу демократию, она не может обеспечить в таких условиях политические и экономические интересы нации.

— Значит, — обрадовался Кирилл, — вы отдаете себе отчет, что такое политическое устройство, как Директорат, необходимо сейчас?

— Как ученый, — сказал Джонс, — я знаю, что скорость света ограничена трехстами тысячами километров в секунду. Мне это очень не нравится, но я ничего не могу с этим поделать. Если же говорить серьезно, я уже упоминал, что социум, нация, живет собственными интересами, отличными от наших. Еще древние греки в парадоксе с кораблем аргонавтов, подозревали это, утверждая, что корабль не есть простая сумма составляющих его частей. Я не люблю, не уважаю режимы, подавляющие свободу личности и как могу борюсь с ними.

— Борьба с ними, по вашему утверждению о закономерности установления диктатуры, бесполезна!

— Закон — что столб, его нельзя перепрыгнуть, но можно обойти.

— Вы предлагаете революцию?

Джонс поморщился.

— Я так же не люблю революций, так как они ничем не отличаются от того, против чего они борются — это то же насилие над личностью.

— Ну ладно, бог с ней с революцией. Тем более, что Директорат подходит мне больше. Конечно он не устраивает меня полностью, во все времена нет полностью довольных людей, иначе не было бы журналистики, но вы правильно заметили, Генри, и я с этим полностью согласен, что в нашем случае он действует наиболее эффективно, — закруглив это направление дискуссии, Кирилл принялся рыть новое русло, — но я опять хочу вернуться к началу нашего разговора.

— К моему брюзжанию по поводу нынешних нравов? — догадался археолог, Кирилл, вы сегодня решили выжать из меня все то, над чем я думаю последние сто лет! Впрочем, такой интерес льстит моему стариковскому самолюбию. Особенно мне нравится излагать свои мысли политическому противнику, представителю, так сказать, официальной идеологии.

— Но только — политическому! — вставил, смеясь, Кирилл, — в остальном, надеюсь, мы — друзья.

— Поверьте мне, Кирилл, Настя, что нет ничего бесполезнее и неблагодарнее, чем разговаривать с единомышленником. Когда вы во всем согласны — о чем вам разговаривать? Спор позволяет если не родить истину, то хотя бы зачать ее.

— Так вот, — торопился Кирилл не упустить мысль, — не противоречат ли ваши высказывания о безнравственности человеческого общества и выпады против современной морали с вашим же утверждением, что каждый человек в отдельности — добр, мил, нежен аки ангел и к деяниям общества отношения не имеет?

— Противоречат, — согласился Джонс, — противоречие можно усмотреть и в том моем утверждении о закономерности возрождения тоталитаризма, хотя ранее я отверг идеи о детерминированности истории. Не мне же одному обо всем этом думать. Вы хотите, Кирилл, чтобы я аргументировал то, что требует не одного тома серьезного анализа. То, что я сейчас вам говорил — это так, — он пошевелил пальцами в воздухе, — хорошо для беседы за чашкой кофе или в виде вставки в каком-нибудь фантастическом романе. Может я в чем-то неправ, может я даже во всем ошибаюсь, впав в старческий маразм, возможно и то, что в мире ничего не существует без изъянов и противоречий. Честно говоря, мне уже надоело думать обо всем этом: о политике, о добре, о зле, о Боге.

— А он существует? — спросила Анастасия.

— Кто?

— Бог.

Джонс в очередной раз задумался.

— Меня всегда удивляли такие вопросы — они противоречат догмату веры и сразу выдают атеистов. Если я скажу, что он существует, то, раз вы задали этот вопрос, вы спросите: а какие доказательства этому я могу привести?

— Я поверю вам на слово, — серьезно сказала Анастасия, — о доказательствах будет спрашивать он, — показала она на Кирилла.