Эдуард Геворкян - Темная гора

Назад они возвращались иным путем. В больших залах в полумраке таились странные и причудливые устройства, некоторые помещения были пусты, а иные заполнены амфорами, вазами, треножниками, сваленными небрежно в кучи.

В одном зале с высоким потолком Медону показалось, что он увидел ряды огромных птиц, грозно затаившихся во тьме, подкарауливая зазевавшегося гостя. Заметив, как вздрогнул Медон и к стене подался, старец замедлил шаги и, подняв светильник над головой, осветил помещение.

— Кстати, вот утешение твоим стенаниям по невозвратной молодости, — сказал он.

Вблизи неведомые птицы оказались всего лишь большими, овальной формы керамическими сосудами, установленными в литые бронзовые подставки. Они и впрямь напоминали своими нависающими над головой конусовидными выступами остроклювых птиц. К каждому такому сосуду, в котором мог поместиться взрослый человек, сзади подходили тонкие медные трубки, изогнутые, свивающиеся в жгуты. Некоторые из них были словно разорваны, другие сплющены, а в слабом свете масляной плошки темнели трещины и проломы в сосудах, словно они воистину были яйцами, из которых вылупились страшные птенцы.

— Здесь великие дела творил сам Анкид, воссоздатель живого, — благоговейно произнес Родот, окидывая взглядом уходящие во мрак ряды. — Великие Наставники посвятили его в тайну зарождения и пресекновения, и постиг он истинную сущность плоти цветущей и плоти гниющей. Многое он сотворил, в том числе и крепких телом дев, что преследовали вас.

— С большим трудом назвал бы я их девами, — сказал Медон. — Хоть и внешне похожи на женщин, но помимо пупка им еще кое-чего недоставало.

— А это чтобы они еще злее были! — подмигнул Родот. — Их такими создал Анкид для боя смертельного.

— Хитро задумано… — пробормотал Медон. — Что же Анкид ваш не создал мужей без достоинств?

— Был, говорят, и такой у него замысел — сотворить для забав поначалу бесполых существ, а затем андрогинов. Но увы, покинул он нас во времена смуты и раздора, а прекрасная Плейона, мать Калипсо, что прибыла с вами, немало тому споспешествовала. Она и одержимые яростью подруги ее повредили искусные эти утробы. Страшно сказать, посягали они и на трон правителя, будто не знали древнего пророчества о том, что, когда воссядет женщина на трон Гадира, сгинет последний оплот гадиритов и память о них расточится в веках. Неблагодарные, так скверно воздали они Анкиду, создателю своему! А ведь с ним вместе ушло искусство вечной молодости. Но доброта Великого Наставника безмерна, скоро воспрянет он к славе своей в потомстве, и тогда восстановим мы разрушенное. Вернется молодость, исчезнут болезни, женщины смогут очиститься навеки. А до тех пор уделом баб глупых будут муки рождения.

Укоризненно покачав головой, он пошел дальше, но вскоре вернулся, заметив, что Медон не следует за ним, а застыл в изумлении, уставившись на позеленевшую от старости бронзу.

— Так ты говоришь… — наконец смог выдавить из себя Медон, — так ты говоришь, что в этих яйцах высиживаются люди? Подобно тому как Елена Прекрасная, жена царя Менелая, вылупилась из яйца?!

Жидкие брови Родота поползли вверх, он испуганно завертел головой и чуть ли не шепотом спросил:

— Откуда тебе ведомо о Елене, высокомудрый? Или беглая преступница Плейона разболтала наши тайны своей дочери, а та поведала их тебе?

Выпитое вчера и сегодня неожиданно взбурлило в желудке Медона, однако не это было причиной того, что холод пробрал его с головы до ног. Сколь безобидным казался старец доселе, но вдруг в его словах услышал Медон смертельную угрозу. Еще отдаст этим вышивальщицам, опасливо подумал он, и ответил осторожно:

— Известно всем, что Леда понесла от Зевса, когда он явился к ней в образе большого лебедя, а потом снесла она яйцо, из которого Елена и появилась.

Родот продолжал сурово глядеть на Медона, а потом его тонкие губы разошлись в ядовитой улыбке.

— Ну конечно же, — прошамкал он, — от Зевса в образе лебедя. Интересно, как только Леду не разорвало пополам, когда из нее перло такое яичко!

Медон засмеялся, но смех оборвал, посмотрев на больших птиц.

— Что, и Елену тоже?.. — Он слабо махнул рукой в сторону ближайшего сосуда.

— Обо всем расскажу, и не только тебе, — пообещал Родот. — Думаю, Одиссей будет удивлен не менее твоего, когда узнает о том, какие великие замыслы он своевольно разрушил. После трапезы примут вас наши правители, многое там и решится.

На самой вершине плавающей горы, там, где сходились грани пирамиды, снова Одиссей вел беседу с правителем Лантом. На сей раз не было с ним Калипсо, зато Медон и Арет сопровождали базилея. Полит был оставлен с Филотием и слепым Ахеменидом, на случай, если понадобится нимфе.

В неудобных сиденьях, похожих на гнезда из бронзовых прутьев, сидели три правителя гадиритов. Карам и Сиддх, так звали двух, а третий, Лант, восхвалил пред ними базилея. Лысый старец Родот изогнулся к уху Карама, Сиддх же в переводе не нуждался. Были в зале правителей еще четверо старцев, в таких же черных повязках на головах, как у Родота. Они стояли вдоль стен молча, но блеск в их глазах казался Медону недобрым. Их представил Лант как хранителей знаний, что запомнят и запишут обо всем, достойном внимания потомков.

О невероятных делах, что по силам разве лишь небожителям, говорили Одиссей и Лант, и Медон содрогался от восхищения и ужаса перед величием замыслов гадиритов. Он почти забыл о тревожных воспоминаниях, которые словно чужие сны вползли в его разум. Другое заботило его сейчас. Хотел бы он знать, известно ли кому-нибудь из местных о его нечаянном участии в беспорядках, случившихся на нижних ярусах пирамиды?

Не далее как сегодня утром, возвращаясь от Родота, он заблудился в переходах и лестницах. Старец проводил его до потайной дверцы, что скрывалась за щитом, вывел в коридор и, пообещав скорую встречу, нырнул обратно в темную дыру.

Увиденное и услышанное взволновало Медона. Он медленно брел по коридору, размахивая посохом, и ни на кого не обращал внимания. Несколько раз он чуть было не сбил с ног суетливых прислужников с подносами и кувшинами. Теперь ему стало понятно, отчего у амазонок не было пупков. Можно было догадаться, что их злое стремление во что бы то ни стало отомстить Калипсо — отголосок старой вражды. Его поразила власть гадиритских мудрецов над живой материей. Какие еще поразительные тайны запечатлены на металлических пластинах? Жизни не хватит, чтобы постичь все эти знания!

Он вдруг представил, как ведет долгие неторопливые беседы с Родотом, разбирая письмена, как день за днем открываются ему истинные пути людей и богов, а хлопотливая родня не беспокоит его мелкими и ничтожными заботами. Картина эта была так отрадна, что Медон, забывшись, вовремя не свернул в проход, ведущий в отведенные покои, а дошел до места, где коридор ломался под прямым углом.